Перст судьбы - Елизавета Дворецкая

— Я не держу на тебя зла, что ты хотел взять за себя мою жену, ведь мы никогда не встречались и ты, возможно, даже не знал о моем существовании, — непринужденно и по-дружески говорил Одд Вестмару, который, хоть и пытался сохранить достоинство, сидел, будто куском подавившись. — Но и ты не должен держать зла на меня, ведь я беру лишь то, что принадлежит мне по праву. Ты же знал, что у Йармиль есть сын?

Вестмар кивнул.

— И ты же понимал, что где-то у него есть отец и что этот отец — человек высокого рода и прославлен доблестью?

Вестмар снова кивнул, уже не так уверенно. Он знал, что сын Яромилы считается сыном бога и именно так на него смотрит Альдейгья. Ему было ясно, что даже «дети богов» не родятся без содействия земных мужчин, и догадывался, что Яромила не отдалась бы кому попало. Хотя о последнем предпочитал вовсе не думать: дело прошлое…

— Но если ты все же считаешь, что я нанес тебе обиду, то назови цену, — предложил Одд. — Я готов возместить ущерб твоей чести и удовлетворить любые разумные требования.

Назвать цену сейчас Вестмар не мог — он был слишком потрясен и еще не осознал, какой ущерб на самом деле понес. Пока он лишь чувствовал жгучую досаду, видя, что счастье, бывшее в руках, ускользнуло, золотая птица вырвалась, когда он уже по праву считал ее своей. Однако, будучи человеком умным и сдержанным, досады своей обнаруживать не спешил, хотя не мог не понимать, что выглядит в глазах людей дураком и раззявой. Хотя в чем же его вина?

В этот вечер, затянувшийся чуть ли не до утра, было сказано очень много, но решено мало. Говорили обо всем: Одду поведали обо всех важных событиях последних лет, о союзе с Аскольдом и поездках в Корсунь, о зимнем походе на чудь и нынешних делах его родича Хрёрека, недавно уехавшего на Готланд нанимать дружину. Хакон, оставленный отцом вместо себя, сиял от радости при виде родного брата матери, с гордостью показывал ему собственную молодую жену, расспрашивал о матери и младшем брате, носящем имя Хельги в честь этого самого дяди.[46]Одд подтвердил, что сам направил мужа своей сестры в Альдейгью искать Вестмара Лиса, не подозревая еще, что этот человек и на его собственную судьбу чуть не наложил глубокий отпечаток. Князь Ольг, как его тут называли, непреклонно стоял на одном: Яромила должна быть признана его женой. Но поскольку раньше Купалы их брак не мог быть заключен, пришлось ограничиться все тем же — обручением.

И Вестмар не успел толком опомниться, как увидел обряд, в котором предполагал поучаствовать, но не смог. И вот теперь Яромила с готовностью положила руку на руку жениха поверх священного хлеба, а Милорада обвязала их вышитым рушником и призвала благословение Лады и Макоши. В голосе ее отчасти слышалось недоумение: всем казалось, что обручальный пир перешел в причудливый сон. Спокойный и довольный вид был только у двоих: у самого Одда и Яромилы. Да еще у Огнебожа, ставшего Свейн-Эльдом и будто знавшего, что отныне у него есть не только божественный, но и земной отец.

Наутро, когда все немного пришли в себя, воевода Домагость впервые в жизни разгневался на свою старшую дочь.

— Ты все знала! — кричал он на нее, стоя возле стола и в бесплодной досаде молотя по нему кулаком. Молчана, испуганно косясь на воеводу, выхватывала у него из-под руки пустые миски, будто воровала. — Ты знала, что этот игрец заморский явится! Так зачем ты соглашалась! Я тебя что, неволил, за косы тянул, поленом к караваю гнал? Ты сама согласилась! А ведь знала, что ничего не выйдет, и только понапрасну хорошего человека опозорила! Ведь знала?

— Знала, батюшка. — Яромила смиренно опускала глаза, но лицо ее оставалось таким же довольным. — Богиня сказала мне.

— Так зачем ты все это затеяла? Сказала бы «нет», и люди бы не знали, а Вестима я бы уж утешил как-нибудь… Зачем было до каравая дело доводить?

— Если бы я не согласилась обручиться с другим, Одд Хельги не поспешил бы сюда так скоро. Огонь не загорелся бы.

— Какой еще огонь?

— Высокое Пламя Халоги, указывающее ему путь.

— Э! — Домагость безнадежно махнул рукой, не надеясь разобраться в волховских хитростях, и сел к столу. Буря унялась. — Вот уж истинно вы парочка, баран да ярочка. Оба чудные, и не поймешь вас. А с Вестимом я теперь как объясняться буду? С товаром я что делать буду? Кто наших бобров и куниц в греки повезет?

— Зятек любезный явится — спроси, — посоветовала Милорада.

Одд Хельги не замедлил явиться в тот же день. Теперь на нем была шелковая рубаха с золотым шитьем, только не красная, как раньше, а зеленая, пояс и перевязь в серебряных бляшках, красные ноговицы и крупный золотой браслет, памятный по его прошлым посещениям. Домагость смотрел на него со смесью гордости и досады. Все-таки это был настоящий варяжский князь, потомок древних конунгов, прославленный подвигами, не далее как три года назад избавивший Ладогу от напасти в лице Игволода Кабана, — отдать за него дочь было честью даже для воеводы и правнука словенских князей. Но нет бы ему посвататься как положено, да три года назад, а не устраивать тут целое игрище людям на потеху!

— Ну что, зятек, будешь себе избу строить? — спросил его Домагость, когда принесли пиво и пироги с рыбой. Велем в Корочун привез из полянской земли много зерна, поэтому хлеб и пироги у воеводы теперь не переводились даже в голодную весеннюю пору. — Куда жену молодую поведешь? Надо еще теперь вече собирать или хоть старейшин, решать, где тебе жить. Пусть ты мне и родич будешь, но князя к себе чужого могут и не пожелать люди. Скажут, чтобы другое место себе искал под жилье.

— Не ты ли говорил, что твою старшую дочь нельзя разлучать с землей Альдейгьи? — улыбнулся Хельги.

— Говорил…

— И моего близкого родича, Хрёрека сына Харальда, вы ведь уже приняли и позволили жить среди вас.

— Вот и скажут люди: налетело князей русских, точно мурашей наползло, многовато нам будет!

— Пусть в Любошин идут жить, — подсказала из угла Велемила и хихикнула. — Самое для них место.

— На свете много земли, и кому об этом знать, как не мне? — Князь Ольг слегка повел плечами, давая понять, что место себе он уж как-нибудь найдет. — Но я хотел поговорить с тобой о некоторых других делах. О тех трудностях, в которых я отчасти виноват. С Вестмаром сыном Халльварда я сам обсужу, каким образом я могу возместить ему невольно причиненную мной обиду. А у тебя я хотел узнать вот что. Мой племянник Хакон сын Хрёрека сказал, что одна из сестер моей будущей жены уже замужем, а вторая обручена. И что оба эти человека — знатные и могущественные конунги. Один из них живет в Кенугарде, а другой в Плескове.

— Да, это верно.

— Поскольку скоро мы окажемся в близком родстве, я предпочел бы познакомиться с ними получше, чтобы знать, чего мне ожидать от этого родства.