Я – снайпер. В боях за Севастополь и Одессу - Людмила Павличенко

– Everything is OK, my darling, – мудрая Элеонора наконец-то сумела вставить фразу в мою сумбурную речь. – Please, in the meanwhile forget about Mister Jonson. Tomorrow we will fly to Los Angeles…[31]

Лос-Анджелес, или «Город Ангелов», в штате Калифорния, как все южные города, был многонаселенным, шумным, разноликим. Он лежал на побережье Тихого океана, в долине, с одной стороны прикрытой горами. Осень, уже вступившая в свои права на Среднем Западе США, здесь почти не чувствовалась. С утра солнце заливало ярким светом его улицы, в полдень на них становилось нестерпимо жарко. Вечером прохлада опускалась на кварталы небоскребов и маленьких домиков на окраинах, и все обитатели «Города Ангелов» одинаково наслаждались дивным видом заходящего солнца над бескрайним океаном.

Среди множества обязательных встреч и выступлений я не выделила бы ни одной, по-настоящему запоминающейся и интересной, если б не поездка в Беверли-Хиллз, пригород Лос-Анджелеса. Там находились особняки успешных голливудских деятелей: актеров, режиссеров, операторов, продюсеров. Сотрудники советского консульства, ни о чем не предупредив, привезли к прямо дому Чарли Спенсера Чаплина, и так произошло мое знакомство с этим гениальным человеком, гуманистом и большим другом Советского Союза.

Чаплин сам открыл двери и увлек меня в гостиную, где собрались его друзья и коллеги. Я узнала актера Дугласа Фербенкса, сыгравшего главного героя в моем любимом фильме «Знак Зорро», и немного постаревшую, но все еще привлекательную актрису Мэри Пикфорд. Остальные гости, видимо, не менее знаменитые, рассматривали меня с тем же бесцеремонным любопытством, что свойственно простым смертным.

Предложив мне сесть на диван, Чаплин проделал цирковой трюк: встал на руки и на руках прошелся к корзине с бутылками вина и также вернулся, держа бутылку шампанского в… зубах. Бутылку откупорили, наполнили бокалы, и великий артист, опустившись на пол у моих ног, произнес тост за скорейшее открытие второго фронта в Европе.

Затем артистическая компания переместилась из гостиной в небольшой кинозал. Чаплин показал всем свой новый фильм «Диктатор», где он забавно пародировал Гитлера. За просмотром следовал ужин. Посадив меня рядом, великий артист и режиссер стал расспрашивать о впечатлении от фильма. Я сказала, что фильм мне понравился, но все-таки фашизм пока скорее страшен, чем смешон. Просто люди в Европе и Америке еще не знают обо всех зверских преступлениях, совершенных нацистами.

Чарли Чаплин играл большую роль в деятельности благотворительного общества «Russian War Relief» («Поддержка русской войны»), помогая собирать значительные суммы для населения нашей страны, для обеспечения Красной армии снаряжением и вооружением. Разговор с ним был содержательным. Он находился в курсе событий на советско-германском фронте и просил меня более подробно рассказать ему об обороне Одессы и Севастополя, а также – о снайперской службе. Однако закончилась встреча с ним для меня весьма неожиданно. Встав на одно колено, Чаплин сказал, что готов поцеловать каждый пальчик на моей руке за тех триста девять фрицев, что остались лежать в русской земле. К моему сильнейшему смущению, он немедленно осуществил свое намерение. Естественно, корреспонденты страшно обрадовались и защелкали фотокамерами. В американских газетах появился снимок с комментариями: Чарли Чаплин – на коленях перед русской женщиной-офицером и целует ей руку.

Наступило 19 октября 1942 года.

Члены студенческой делегации снова собрались в стенах посольства СССР в Вашингтоне. Литвинов выслушал наш отчет о поездке по стране. Он шутил, улыбался, говорил комплименты. По его словам, нам удалось почти невозможное. Общественное мнение в США постепенно склонилось в сторону Советского Союза. Дикие выдумки «свободной прессы» о советских людях и жизни в СССР разрушились под воздействием встреч с бравыми, веселыми ребятами, и особенно – с симпатичной девушкой, одетой в простую гимнастерку.

Мы сидели перед послом и в молчании слушали его пространную речь. Мы ждали главного сообщения: когда и каким способом нас отправят обратно в Москву. Но Литвинов обходил данную тему, хотя, конечно, понимал, что жизнь напоказ надоела делегатам Всемирной студенческой ассамблеи до чертиков. Сыты мы по горло американским гостеприимством, американской кухней, абсолютно не совпадающей с традиционным питанием в России, бесконечными и назойливыми американскими расспросами о вещах, понятных любому подростку в нашей стране.

Наконец, Максим Максимович объявил нам последнюю директиву, полученную им из Кремля: поездку продолжать, посетить Канаду, затем лететь в Великобританию. Миссия в Вашингтоне плавно переходила в миссию в Лондоне. Будучи в самом мрачном расположении духа, мы встали и направились к двери. Однако у посла был какой-то конфиденциальный вопрос ко мне, он просил задержаться в его кабинете.

– Путешествие с Элеонорой Рузвельт прошло хорошо? – спросил Литвинов.

– Да, очень хорошо.

– А что вы скажете об Уильяме Патрике Джонсоне?

– Откуда вы про него знаете? – я не могла скрыть своего изумления.

– Почитайте, – посол взял со своего стола и протянул мне лист плотной бумаги.

Бесспорно, заявление господина Джонсона, направленное в посольство Советского Союза в США, выглядело солидно. Написанное на гербовой бумаге, заверенное нотариусом и зарегистрированное в его конторе под трехзначным номером, оно гласило, что владелец металлургической компании «Джонсон и сыновья», пятимиллионного счета в «Bank of America» и других активов, заключающихся в движимом и недвижимом имуществе в штатах Иллинойс и Нью-Йорк, вдовец Уильям Патрик Джонсон просит правительство Советского Союза дать разрешение на его брак с гражданкой СССР младшим лейтенантом Красной армии Людмилой Михайловной Павличенко и оформить этот брак согласно всем законоположениям, действующим в СССР в настоящее время.

Не думаю, что Уильям Патрик Джонсон понимал, какие последствия для меня может иметь присланное им в посольство заявление. Также полагаю, что кто-то (вполне вероятно, и сама Элеонора Рузвельт) дал ему такой совет: обратиться прямо к правительству Советского Союза. Все это свидетельствует лишь о наивности американцев, их безграничной самоуверенности и нелепых представлениях о том мире, который лежит за пределами их континента.

Я положила заявление и приложенный к нему перевод на русский язык на стол посла и спокойно произнесла:

– Ну, он же сумасшедший.

– Вы уверены? – строго задал вопрос Литвинов.

– Конечно.

– Тогда пишите ответ.

– Какой? Кому? – удивилась я.

– Письмо господина Джонсона пришло по почте и зарегистрировано канцелярией посольства. Мы должны не только отчитаться о нем перед Наркоматом иностранных дел, но и дать официальный ответ просителю, опять-таки на бланке посольства, затем отправить его по указанному на конверте адресу. Составьте ваше письмо по-русски, наш переводчик его переведет.