Рассвет на чужой планетой - Галина Львовна Романова

— Нет.

Мысль о том, чтобы доверить инопланетянину свою технику, почему-то привела в ужас. И дело тут не в том, что, не разобравшись в управлении, он может погубить машину. Дело в доверии. Доверии, которое надо заслужить. А, пока есть хоть малейшее подозрение в том, что спасенный мужчина не тот, за кого себя выдает, о нем не может быть и речи.

— Нет, — повторил Сомба, отступив на шаг. — Мы есть… мало техника иметь. Очень мало, — он показал на пальцах, сколько, приравняв монокаты к флаейрам. — Не хватить для все.

— Жаль, — землянин опустил взгляд, но тут же вскинул глаза снова: — Но тогда… тогда хотя бы можно мне отсюда выходить?

— Нет.

— Почему? Вы, кажется, обещали…

— Наша женщина-доктор так сделать. Она думать так. Я не спорить с доктор.

Землянин снова опустил взгляд.

— Что ж, — промолвил он с невеселой усмешкой, — доктору, действительно, виднее… Но вы, — он вернулся к кушетке и уже оттуда бросил взгляд на капитана, — вы ведь не оставите меня тут, если… кхм… когда найдутся мои соплеменники? Я должен быть с ними рядом. Я… отвечаю за этих людей.

— Да, — кивнул Сомба, отступая к дверям. — Вы стать быть вместе. Завтра.

Не прибавив более ни слова, он переступил порог и задвинул дверную панель.

Ночь девушки провели среди камней, найдя местечко, где было поменьше растительности. Пришлось устроить себе ложе — нарвать побольше ползучника и навалить его кучей, предварительно расчистив место от камней. Камни выложили кругом, соорудив что-то вроде ограды. Не потому, что боялись диких зверей — тут не было зверей, по крайней мере, на суше, — а потому, что стенка как-никак защищала от ветра. На жесткое ломкое ложе из стеблей ползучника они и улеглись, укрывшись сверху чехлом от сидения.

— Есть хочется, — пожаловалась Тиока в темноту.

— Мы же поели…

— Этих моллюсков? Они мне не понравились. Скользкие какие-то…

— Это с непривычки. Разве тебе дома в ресторанах не приходилось пробовать экзотическую кухню?

— Приходилось, — Тиока помолчала и неожиданно хихикнула: — Помню, решили мы с папой попробовать жареные хибросли.

— Что это?

— Такие псевдо-водоросли с хитиновой оболочкой. Она так хрустит на зубах… Во всяком случае, так говорилось в меню. Но у них что-то пошло не так. То ли напутали со сроками хранения, то ли со способом приготовления… В общем, их пережарили.

— И они превратились в угольки?

— Хуже. Они вступили в сезон размножения. И начали выпускать споры прямо на тарелке. Оказывается, они начинают размножаться, когда на планете становится чересчур жарко и многие мелкие водоемы пересыхают. Споры пережидают засуху, чтобы потом дать жизнь новым хиброслям. А споры, они такие… летучие. В общем, я очень удивилась, заметив, что под корочкой вместо сочной мякоти какой-то розовый порошок. Он взлетел в воздух от моего вздоха и мигом окутал нас. А потом я расчихалась и споры разлетелись по всему залу, осыпая всех. У кого-то в тарелке супа они тут же начали развиваться и мутировать. А потом…Потом папа меня увел… Бедный папа. Он, наверное, места себе не находит. Я ведь обещала ему отправить гравиграмму… когда прилетим на место, — она всхлипнула.

— Ничего, — Валентине самой хотелось плакать, но она старалась сдерживаться. — Все будет хорошо…

Наверное.

Утром они долго не могли решить, куда идти. Побережье было рядом, в двух шагах. И, если она правильно все рассчитала, дальше двигаться надо к северу, то есть, направо, если встать лицом к воде. Но тут внезапно заспорила Тиока.

— Давай кинем жребий? — предложила подруга.

— Тебе все равно? — уточнила Валентина. — Мы же рассчитали…

— Что именно? Направление, и только. Дальше либо вперед, в воду, либо вдоль берега. А берег пуст! Ты посмотри!

Валентина посмотрела. Куда ни кинь взгляд, тянулась унылая равнина — ни холмика, ни горушки. Только вода — и растительность вдоль берега.

— Неправда, — заспорила она просто для того, чтобы перебить зазвучавшие в голосе подруги унылые нотки. — Тут есть растения. Ползучник и… эти вот столбы… не знаю, как назвать…

— Не все ли равно?

— Мне — не все. Если это неизвестная планета, именно мы станем ее первооткрывательницами. И имеем полное право давать имена и названия всему, что видим. И фигушки с нами спорить! Мы — первые. Это главное!

— Ты так уверена, что…

— Еще бы! — Валентина подбоченилась, озирая берег. Вернее, то место, где среди сплошного ковра растений проступали островки воды. Четкой границы между водой и сушей не существовало — водяные растения теснились на мелководье и постепенно выбирались на берег, так что покрывали его сплошным ковром. — Так всегда делается. Ты не знала?

— Откуда?

— Оттуда. К примеру, у тебя на Весте откуда взялись все эти географические названия? Ну, там, Иванийское море или Острова Согласия?

— Не знаю. Придумали…

— А кто?

— Ну…люди…

— Те, кто первыми вступил на планету, которую они же назвали Вестой. Не подумала, почему?

— Как раз это не тайна. Ее так назвали в честь какой-то женщины. Она была…э-э…богиней. Интересно, чем она занималась? Что это за профессия такая — богиня?

— Те, кто дал твоей родине такое название, знали. Наверное, какая-нибудь древняя профессия, исчезнувшая в наше время. Между прочим, нашу Сатурнию назвали в честь дочери человека, который первым вступил на эту планету. А в честь кого мы назовем ее?

Она снова обвела рукой горизонт. Впереди была сплошная вода, до горизонта, тающего в серо-розовой дымке. За спинами девушек вставало солнце, и его лучи окрасили дымку и нижние слои атмосферы в розовый цвет. Там, над морем, наверное, за ночь образовались облака. Если подует ветер, он пригонит дождевые тучи к суше, и там они прольются дождем. Влага соберется в низинах, образует быстро пересыхающие лужи и озерки. Но вода быстро испарится, не оставив и следа и ничего не изменив. Жизнь царила только в мелком теплом море и на узкой, шагов двести, полосе вдоль берега. Должно пройти, наверное, несколько тысяч или даже миллионов лет прежде, чем эти бесплодные равнины покроются лесами и лугами.

— Давай назовем ее Рози, — предложила Валентина через несколько минут неловкого молчания, когда поняла, что Тиока не собирается поддерживать разговор. — В честь… ну, сама понимаешь…

Подруга пожала плечами. Она сидела на камне, обхватив колени руками, и грелась в первых лучах утреннего солнца. Ночью обе замерзли не так сильно, как боялись. Наверное, толстый слой ползучника сыграл роль подушки.

— Тебе не нравится? — удивилась Валентина. — Может, предложишь что-нибудь другое?