Белый Паяц - Виктория Угрюмова

Эдесса Атри ненадолго удалилась в свои покои, а появилась оттуда в костюме всадника, чудесно облегавшем ее по-прежнему стройную фигуру. Герцогиня облачилась в темно-зеленый камзол с золотым шитьем, золотистые рейтузы и высокие сапоги, доходящие до бедра. Ее тонкая талия была перетянута зеленым поясом, на котором болтался легкий меч. Лишь немногие из приближенных рыжеволосой зиккенгенки знали, что он висел там вовсе не для украшения или создания стиля, а мог при случае покинуть ножны. Эдесса Атри великолепно обращалась с холодным оружием. Искусству фехтования ее долго и терпеливо обучал отец, так никогда и не смирившийся с тем, что не имел сына.

Единственную дочь он воспитывал, как воспитывал бы наследника мужского пола, и рано объяснил ей преимущества ее положения.

– Все будут видеть в тебе красивую глупую бабу, – говорил он, с удовольствием наблюдая, как придворный цирюльник укладывает роскошные волосы его дочери в замысловатую прическу. – И не спорь с ними, незачем. Умнее всего ты поступишь, если не станешь открыто демонстрировать свой ум. Тогда тебя никто не станет воспринимать всерьез, а это хоть и обидно, но зато крайне выгодно. От тебя не будут скрывать секреты, при тебе будут обсуждать важные дела. Зевай, помалкивай, делай вид, что ничего не понимаешь и умираешь от скуки, но слушай внимательно. И запоминай все, что тебе однажды может пригодиться. А когда добьешься своего и увенчаешь свой прелестный мраморный лобик венцом хоттогайтских государей, вот тогда и отплатишь всем и каждому, кто насмехался над тобой.

Науку эту принцесса запомнила навсегда и была бесконечно признательна за нее своему жестокому и циничному родителю. Как умел, он все-таки любил ее.

Когда Гай Субейран замыслил совершить дворцовый переворот и избрал ее в качестве того несчастного истуканчика, на которого повалятся все шишки в случае неудачи, она откровенно обрадовалась его предложению. Бедняга думал, что он ловко управляет ею, но на самом деле это зиккенгенская принцесса расчетливо руководила всеми его действиями. Заносчивому хварлингу было невдомек, отчего в ее алькове, наслаждаясь холодным вином после горячих любовных утех, они постоянно говорят только о делах. Ему казалось, она из кожи вон лезет, чтобы казаться умной и, значит, достойной еще большего поклонения. А она осторожно вкладывала в его голову необходимые мысли, нужные слова и верные решения. Она догадывалась, что Субейран без колебания избавится от нее, как только получит желаемое, но твердо знала, что успеет первой.

Мажордом что-то тревожно болботал, путаясь у нее под ногами. Принцесса подняла на него удивленный взгляд – она начисто забыла о том, что он находится рядом. Она уже поставила ногу в стремя и готовилась вскочить в седло, когда он умоляюще схватил ее за полу алого, подбитого золотым шелком плаща.

– Что вам еще, Тарри? – недовольно спросила она.

Мажордом снова сбивчиво заговорил, сложив пухлые ручки дощечкой. Наконец она поняла, что он просит ее не выезжать из замка в одиночку, а взять с собой стражников или слуг. А лучше и тех и других.

– Не беспокойтесь обо мне, – произнесла она милостиво. – Я еду не одна. У меня будет сопровождающий.

И, не обращая более внимания на робкие протесты толстяка, выехала с подворья.

Путь был неблизкий, но она даже радовалась этому. Зато можно всласть помечтать. Зиккенгенская принцесса уже и не помнила, когда она мечтала в последний раз. Возможно, что и никогда. Отец не одобрял подобной слабости, твердя, что у человека должна быть ясная цель в жизни и нельзя затуманивать рассудок ни вином, ни бесцельными мыслями.

– Воздушные замки не защитят от врагов; вымышленные рыцари не пойдут за тебя в сражение; придуманное королевство умрет вместе с тобой.

Сорок пять лет она считала, что он прав. И только теперь поняла, что и в царстве грез есть своя прелесть и своя сила. Эту истину ей открыла влюбленность. Эдесса Атри потеряла голову от мужчины первый раз в жизни, и это состояние пугало ее, но в то же самое время доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие.

Его объятия возбуждали ее гораздо больше, чем ласки дюка Субейрана и бесчисленной армии забытых уже любовников, не говоря о покойном супруге, который ужасно гордился тремя сыновьями и так никогда и не узнал, что не оставил после себя потомства. Его поцелуи обжигали невыносимым холодом, и она жалась к нему в поисках тепла и защиты. Он был силен, сильнее всех, кого она знала, даже ее отца, – телом и духом. Он был смел, как может быть смелым тот, кто не раз получал доказательства собственного могущества. Он был прекрасен, как совершеннейшее в своем роде творение. Принцесса могла часами рассматривать его вытянутое лицо с высокими скулами и тонкими губами, голубоватые веки и раскосые, вздернутые к вискам желтые глаза василиска.

Когда Эдесса Атри закрывала глаза и замирала, тесно прижимаясь к любовнику, вся трепеща от страсти, ей казалось, что она обнимает мраморное, могучее, идеально сложенное тело Фрагга Монтекассино; и эта мысль доставляла ей столь сильное наслаждение, что она рычала от восторга.

* * *

Просторный зал «Выпивохи» огласился громкими огорченными возгласами.

– Ну, это уже не смешно, – прогудел широкоплечий воин с внушительным брюшком, вставая из-за стола. – Картахаль снова выиграл. Я спустил ему половину своего месячного жалованья.

– Только не вздумай отыгрываться, Мурли, – предупредил его другой, высокий, худощавый, в синем нарядном камзоле и дорогих синих же сапогах, уже забрызганных не то вином, не то соусом. – А то останешься на бобах. Лу Кастель всегда выигрывает – что в карты, что в кости. Это так же верно, как и то, что солнце встанет завтра утром.

– И что особенно обидно – не мухлюет, – горестно вздохнул веснушчатый коротышка, известный завсегдатаям кабачка под именем Хвостатый Этико, поскольку любой его пояс неизменно украшал сзади последний сегмент шипастого хвоста теймури. Этико утверждал, что отрезал его от собственноручно уничтоженного хищника, остальные полагали, что ему просто повезло натолкнуться на дохлую тварь в лесу. – Мухлевал бы, так хоть на поединок вызвать можно…

Окружающие воззрились на него с тревогой, но, обнаружив, что Хвостатый сохраняет равновесие по той лишь причине, что вовремя прилепился к столбу с цепкостью морской ракушки, путешествующей на днище корабля, и тоскливо заглядывает в почти пустой кувшин эля, успокоились. Идея вызвать на поединок Картахаля могла прийти только в голову такого вот в зюзю пьяного фантазера, отъявленного безумца, либо человека, свалившегося с облака минуту назад и еще ничего не слыхавшего о когорте Созидателей и ее отважном командире.

Зеваки и сочувствующие, плотным кольцом окружившие стол с игроками, вытянули шеи и издали единодушный не то жалобный стон, не то завистливый вопль, когда Лу Кастель широким жестом сгреб со стола кучу серебряных леров, в которой заманчиво сверкали редкие золотые нобли, и они посыпались в его кожаный кошель, словно рыба из невода, сталкиваясь, подпрыгивая и радуя ухо чудесным нежным звоном.

– Это ему так везет в игре, потому что не везет в любви, – авторитетно высказался какой-то прыщавый юнец.