Тени старой квартиры - Дарья Дезомбре

Старуха была ни при чем. Зря он переживал. Если бы тогда, в апреле, она рассказала, что знает, в Большом доме, его бы уже давно поймали. И расстреляли. Впрочем, это еще вполне может случиться. После он все думал, прикидывал без конца: а не сел бы он в тот день на троллейбус? Не решил бы пробраться поближе к дверям, а остался в глубине салона? Пронесло бы? Случайной ли на самом деле была эта встреча или еще одно звено той цепи: оплошность с Аллочкой, найденный в подвале труп, визит неизвестного военного к ним на квартиру неделей раньше, когда звонили Пироговым, а видеть хотели – его?

– Передайте прокомпостировать, – попросил его мужчина в шляпе, который вошел на Невском возле Театра комедии. И замер с талончиком в руке.

– Мы знакомы? – спросил он у мужчины, одновременно потревожив тетку в пуховой кофте у себя за спиной:

– Прокомпостируйте, гражданка!

Но мужчина ничего не ответил, а только смотрел, и тогда он стал пялиться на него в ответ. Они уже подъехали к Дому книги, когда он понял, КТО стоит перед ним. Но лейтенантик узнал его первым – впрочем, какой он теперь лейтенантик? Уж давно поди вырос в звании! Несмотря на допущенную ошибку. Да и как не проявить к лейтенанту снисходительности? В чем только душа держалась в ту далекую зиму? У него самого мало что осталось от юношеских щек – постарел, подрастерял в румяной свежести. А этот, после войны-то, гляди-ка, напротив, отъелся.

– Вы выходите? – спросил он.

– Я? – старый знакомец не отводил от него взгляда. – Нет.

Но, конечно, вышел. И шел за ним, не особо скрываясь, по Мойке, потом по Антоненко и Плеханова. Как он ни плутал, пытаясь «потеряться», сбить лейтенантика со следа, удалось ему это только на Пржевальского, в близких к Сенной проходных дворах. Мертвый от усталости, он добрел до дома, с ужасом осознавая, что его преследователь стал сильнее, опытнее. А он, напротив, постарел. Устал бояться. Дома в коридоре столкнулся с нарядной Пироговой.

– А мы сегодня с Алексеем Ермолаичем в БДТ пойдем, – сообщила ему соседка, пока он снимал в прихожей ботинки. Громко и четко, как диктор Ленинградского радио. Он поднял на нее взгляд: высоко взбитые волосы, синий, слишком обтягивающий костюм. Легкий запах алкоголя. Последнее время Пирогова ходила как в воду опущенная. Но тут, очевидно, встряхнулась: то ли билеты так подействовали, то ли выпитая втихаря, для настрою, рюмочка коньяка. Впрочем, ему-то какая разница?

Он равнодушно кивнул:

– Прекрасно.

– На Брехта. Вы, Анатолий Сергеич, знакомы с его творчеством?

Он покачал головой – от ее голоса звенело в ушах, а ему сейчас головная боль ни к чему. Следовало подумать. Завтра суббота, выходной…

– Немецкий… – не унималась соседка.

Скрипнула дверь у Бенидзе – не глядя на Пирогову, из комнаты с полотенцем через плечо выплыла Лали.

– Драматург, – закончила Пирогова в явном удовлетворении, одернула сбившийся на объемном животе слишком короткий жакет. Кивнула соседке в спину, припечатав: – Мы с Алексеем Ермолаичем заранее взяли билеты. Лебедев и Юрский в главных ролях.

«Вот и отлично, – подумал он. – Чем меньше сейчас народу в квартире, тем лучше. Удачно, что Зина уехала с детьми к матери на Псковщину – не придется объясняться. Итак, завтра суббота», – прикрыл он дверь своей комнаты. – По радио обещали теплую погоду, а это значит, что все ленинградцы, от мала до велика, соберут рюкзак с зубной щеткой, теплым одеялом, алюминиевым раскладным стульчиком и удочкой, наденут кеды или резиновые сапоги с дождевиками – это на всякий случай, – прихватят суточную норму бутербродов и устремятся на вокзалы, с боем брать загородные электрички. Он сможет легко затеряться среди них, взяв самое необходимое.

Он прошел на кухню, где бубнило со стола Пироговых вечное радио: «Сократились некоторые виды тяжелых преступлений, таких как умышленные убийства, разбойные нападения, квалификационные кражи. Если в 1950-м раскрываемость была 83,8 %, то уже в 55-м году она составила 92 %. В своей работе сотрудники милиции постоянно опираются на широкую общественность, и прежде всего на ее активную часть – членов бригад содействия милиции…» Он сглотнул и не выдержал – выключил радио. У него водились кое-какие деньги: проводник был многим нужным человеком. Уехать в Среднюю Азию или во Владивосток? Потеряться. Купить новые документы. Пусть объявляют в общесоюзный розыск. Страна большая. Нет, покачал он головой, на вокзалах и в аэропорту его будут караулить. Лучше сначала выехать из города и снять себе времяночку где-нибудь на финском направлении.

Да, так он и сделает. А пока – соберет рюкзак. Лишняя пара белья и кальсон. Шерстяные носки и одеяло. Консервы. Сухари и сушки. Сахар – кусковой. Все остальное он купит завтра. Доедет автобусом с Манежной площади до какой-нибудь станции, чтобы не показываться на Финляндском вокзале. А уж оттуда – как получится.

Ксения стояла почти в полуобмороке – ни отойти от стены, ни бежать прочь, к лодочнику на пристань, она без Маши не могла. А как предупредить ее – не знала. Как вдруг почувствовала руку на своем плече и чуть не вскрикнула: «Маша!»

– Тихо! – широкоскулое лицо светилось в сумраке. А глаза казались темными, как ледяная вода залива рядом.

Ксения кивнула и дернулась в сторону тропинки, ведущей к форту.

– Не туда, – Маша схватила ее за рукав и посмотрела наверх, в сторону комнаты смотрителя. Ксения моргнула – Маша права. На дорожке, идущей по узкому молу, их слишком хорошо видно – даже в сумерках. Но не ждать же, пока их преследователи выйдут из башни? От беспомощности Ксюша чуть не расплакалась.

– Пошли, – Маша начала спускаться вниз, к заливу. Взглянув вперед, Ксения поняла, что та хочет сделать, и ужаснулась: к западу от маяка находился узкий вход во внутреннюю гавань. Перебравшись через него, можно было оказаться на другой «клешне» форта-краба и добраться вдоль бастионов и куртин к основному, круглому зданию, а уж оттуда – к пристани, где их ждет…

– Лодочника там уже нет, – будто услышав ее мысли, Маша обернулась, подойдя к обледеневшей кромке воды, – нам нужно отыскать лодку, на которой приплыли эти двое, и попытаться убраться отсюда раньше, чем они нас обнаружат.

Ксюша молча смотрела на нее, оглушенная новостью: нет лодочника?! Найти и украсть лодку? А потом отплыть в темноту в непонятном направлении?

– Двигайся скользя, – ровным голосом продолжала Маша, ощупывая ногой лед впереди. – Как только услышишь треск, сразу уходи с опасного участка. В самом крайнем случае – ложись на живот и ползи.

– Этому тоже учат в полиции? – запнувшись о мерзлый корень, Ксюша почти кубарем скатилась к воде.

– Нет, – Маша глядела на нее серьезно, без улыбки. – Этому научил меня отец на зимней рыбалке. Пока еще был жив.