Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд

Через несколько дней после официального открытия Вестминстерской ассамблеи Эссекс выдвинул ошеломляющий план. Он предложил еще раз представить Карлу прежние условия перемирия. Если король снова их отвергнет, то он должен будет уйти с поля боя, чтобы две армии могли решить дело одним генеральным сражением. Это был вариант дуэли. Предложение Эссекса невозможно воспринимать серьезно, но оно подчеркивает приверженность графа старым законам рыцарства. Однако век рыцарей давно прошел. Пим объявил эту идею «полной риска и опасности». То было первое серьезное свидетельство слабости Эссекса и его сомнений по поводу победы в войне, и оно вызвало массу опасений. Теперь его, согласно газете Parliament Scout, «оскорбляли в карикатурах, не упоминали с трибун, позорили в застольных беседах простых людей».

Несколько провалов напугало парламент. У местечка Раундуэй-Даун в графстве Уилтшир парламентскую армию разгромили, а тех, кто выжил, взяли в плен. Среди пленных были всадники тяжелой кавалерии, воевавшие в полных доспехах, известные как «лобстеры». При Чалгроуве в Оксфордшире роялисты снова победили, а Джон Хэмпден умер от ран. Принц Руперт взял штурмом Бристоль, второй город королевства. За этой победой последовали капитуляции Пула и Дорчестера, Портленда и Уэймута. Вскоре будут потеряны Гейнсборо и Линкольн.

Теперь в палате лордов выросла «партия мира», основательно взволнованная известиями о поражениях, но Пим и его когорта подавили их выступления с помощью устрашения толпами лондонцев. Однако настроения народа подвижны. На второй неделе августа 2000–3000 женщин вышли на Вестминстер с белыми лентами на шляпах. Симондс Д’Эвес написал, что они «нагрянули в большом смятении, навалились на самые двери палаты общин и там кричали, как и в других местах: “Мира, требуем мира!”». Он добавил, что они «нападали на тех, у кого были короткие волосы, с криками “Круглоголовый! Круглоголовый!”».

Парламент стал еще ненавистнее народу после введения нового налога, «акцизного сбора», с единой ставкой на такие товары, как мясо, соль и пиво. Король, в свою очередь, собрал деньги через добровольные пожертвования и налог на роялистские графства, известный как контрибуция; тем не менее королевские резервы были значительно ниже парламентских.

Карл снова пошел в наступление и двинулся на Глостер. Кромвель написал парламенту, что «нужно действовать активно! Не позволяйте себе отвлекаться! Применяйте все возможные средства!». 10 августа армия роялистов подошла к городу. Карл предложил властям Глостера подчиниться, а когда те отказались, окружил город и держал осаду три недели, но так и не взял его. 5 сентября к театру военных действий подошли парламентские силы под командованием графа Эссекса, и перед лицом провала истощенные войска Карла отступили.

Это был первый крупный успех парламента за многие месяцы, в Лондоне и Вестминстере царило ликование. В своей истории гражданской войны Кларендон написал, что «парламент имел время восстановить потрепанные силы и еще более подорванный боевой дух и, возможно, осознал масштаб власти, к которой впоследствии будет стремиться». Он также написал, что в стане роялистов царило «только уныние ума, недовольство и тайный бунт». Во время отступления из Глостера принц Уэльский спросил отца, идут ли они домой. «У нас нет дома», – отвечал ему Карл.

Силы графа Эссекса не могли оставаться в Глостере бесконечно, поскольку были нужны в других местах. Армия роялистов ждала поблизости, когда они окончательно оставят город, рассчитывая отрезать их от Лондона. Несколько дней войска разворачивались и маневрировали, двигались и возвращались, причем обе стороны держали курс на Лондон. Люди короля провели неприятную ночь под ветром и дождем, прежде чем догнали противника уже у города Ньюбери в Западном Беркшире. 20 сентября последовало сражение, которое продолжалось целый день. Парламентские силы медленно наступали на роялистов, преодолевая извилистые тропы и изгороди. Солдаты короля держали свои позиции, не пуская врага на дорогу к Лондону, но вечером в конце концов отошли. Они чрезвычайно обессилели, и, весьма вероятно, у них закончились боеприпасы. Это сражение нельзя назвать замечательным по тактике или стратегии, скорее это была жестокая и кровопролитная патовая ситуация: все зависело, по выражению того времени, от «рукопашного боя». Обе стороны, естественно, заявили о своей победе.

Легко перечислять названия и даты сражений, но гораздо сложнее описывать их суть. В действительности они состояли из сотен отчаянных схваток отдельных солдат, которые понятия не имели, что происходит вокруг них. Возникали волны панического ужаса, когда людей охватывал страх смерти и они бежали с поля боя. Командиры не имели возможности управлять ходом сражения, помогали разве что удачное стечение обстоятельств или неожиданная интуиция. Это была молотящая, содрогающаяся, неустойчивая масса людей и лошадей. Победа или поражение в значительной степени зависели от случая.

Ужас и неразбериха достигали такого уровня, что обе стороны думали, будто вступают в горящие врата ада. Капитан роялистов Ричард Аткинс вспоминал об одном из боев: «В воздухе стоял такой пороховой дым, что, думаю, целую четверть часа мы не видели света, только вспышки от залпов выстрелов; это был наибольший хаос, виденный мной в жизни: я не знал ни куда двигаться, ни что делать. В мою лошадь сразу попали две-три мушкетные пули, она сильно задрожала подо мной, и я едва смог шпорами не позволить ей лечь на землю. В конце концов она вынесла меня к идущему впереди коню и тогда пала».

Более известный командир роялистов Уильям Кавендиш вспоминал: «Две основные силы, сойдясь, произвели такой шум выстрелами и криками, что мы потеряли слух, а пороховой дым достиг такой густоты, что мы не видели света, только вспышки из жерл орудий». Хаос усиливался. Дикие крики, вопли раненых и умирающих наполняли дымный воздух.

Читатель, должно быть, подустал от мужских дел, сопровождающихся бряцанием оружия. Но если женщины и не полностью невидимы во времена гражданской войны, они все же находятся в явно невыгодном положении для истории – сравнимо с мужчинами. Однако бывают и исключения. Летом 1638 года Люси Эпсли вышла замуж за Джона Хатчинсона, в начале войны срочно мобилизованного в парламентскую армию. Хатчинсон был индепендент, вроде Кромвеля, – стало быть, пригоден для назначения командующим; в 1643 году он был поставлен комендантом замка Ноттингем. Хатчинсон был из тех, кто в конце концов подписал смертный приговор королю. Через несколько лет после окончания войны Люси Хатчинсон написала для старшего сына воспоминания о том несчастливом времени, опубликованные впоследствии под названием «Мемуары о жизни полковника Хатчинсона».

Эта книга – не история гражданской войны в стиле Кларендона, а скорее живой и глубоко личный рассказ о событиях того времени с точки зрения заинтересованного участника. Хотя Люси Хатчинсон якобы пишет панегирик жизни и карьере своего мужа, на бумагу постоянно прорываются ее характер и взгляды. Она даже дает краткую зарисовку своего детства, в котором подчеркивается, как сильно она отличалась от своих сверстников. Люси не любила заниматься обязательным рукоделием и уклонялась от игр с другими детьми. Когда ее заставляли общаться с юными ровесниками, она читала им лекции и всячески показывала, что недовольна их компанией. Она презирала игры в «дочки-матери» с куклами. Девочка явно предпочитала «серьезные беседы» взрослых, запоминала и повторяла их разговоры. Время, отводимое для игр, она посвящала чтению.