Пока страсть спит - Ширли Басби

Дон Мигуэль и Себастиан быстро поднялись и со скорбными лицами стали выражать соболезнования по поводу ужасного происшествия и уверять, что в конце концов все будет нормально.

Последующие разговоры были очень деликатны — о Натане помянули два раза, как бы вскользь.

Рафаэль при появлении Бет только молча встал. Ему было больно на нее смотреть — на синяки под глазами, на полную апатию и отсутствие аппетита.

Он еще раз подумал про себя, что большего ни для Бет, ни для Натана сделать не мог. Поэтому оставалось только ждать дальнейшего развития событий.

Через некоторое время Бет возвратилась к постели мужа. В этот момент Натан пришел в себя и узнал ее. Доктор, стремясь облегчить его страдания, давал ему очень мощные дозы опиума, и все же раненый сумел улыбнуться Бет и нашел силы задать вопрос:

— Дорогая моя, а что ты, собственно, тут делаешь? Сдерживая слезы, подступившие к горлу, мягко улыбнувшись Натану в ответ. Бет пояснила, что пришла составить ему компанию. Натан был вынужден прикрыть глаза от слабости, но все же проговорил:

— Если бы ты могла понять, как это хорошо — открыть глаза и тут же увидеть тебя рядом.

Даже в таком положении он стремился проявить свою обычную галантность. А Бет очень обрадовалась, что он пришел в себя.

Поднакопив немного сил, Натан открыл глаза еще раз и тут обнаружил, что все его тело забинтовано. Слабым голосом он поинтересовался:

— Со мной что-то произошло?..

Бет просияла от того, что он может думать и говорить.

— Лежи, родной, спокойно. Все страшное уже позади. Ты был тяжело ранен, а теперь тебе нужен только покой.

Натан сумел даже слегка подшутить над ней за склонность к панике. Похудевшее лицо его на белоснежной подушке выглядело таким юношеским, что у Бет защемило в груди.

Натан слабой рукой нашел ее пальцы и, приблизив к своим губам, по одному поцеловал их.

— Я тебя очень люблю, — сказал он тихим голосом, — ну, ты знаешь.., по-своему. А Бет ответила очень коротко:

— Знаю, любимый!

Затем наступила тишина. Бет не могла сказать, сколько она пробыла у постели Натана. Она даже не уловила момента, когда его не стало. Просто еще минуту назад они были в комнате вдвоем, а потом она осталась одна у тела своего мужа.

В это время в столовой заканчивали сладкое. Джентльмены потягивали виски, а дамы — кофе с бренди. Когда Бет вошла в комнату, все разговоры стихли и глаза присутствующих обратились к ней — она была похожа на пришельца из потустороннего мира. Медленно, не глядя на сидящих за столом, она проговорила совершенно неживым голосом:

— Мой муж умер.

У присутствующих вырвались возгласы соболезнования, и только Рафаэль отвернулся. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься к ней и не укрыть своей широкой спиной от остального мира. У нее на лице была отражена такая боль, что ему захотелось, чтобы Натан ожил, только бы облегчить ее страдания.

Обе женщины — Маделина и сеньора Лопес — утешали Бет, говорили ей ласковые слова и плакали.

Бет выполняла все, как послушный ребенок: сидя на диване, пила подогретое молоко, молчала, не плакала больше, но, казалось, не воспринимала ничего происходящего вокруг.

На похоронах Натана народа было немного — Рафаэль, другие члены семьи Сантана, Маверики, Себастиан и немецкий доктор, лечивший его.

Бет опять была не похожа на живого человека, особенно когда бросила первую горсть земли на крышку гроба Натана. Рафаэлю снова захотелось обнять ее, встряхнуть, слегка отшлепать, чтобы кровь начала циркулировать в ней. Его пронзила страшная мысль: а что, если теперь навсегда в прекрасном теле Бет поселилось какое-то молчаливое неземное существо?

Бет была удивительно красивой вдовой. Траур только подчеркивал нежность ее лица и свежесть розовых губ, глубину фиолетовых глаз. Но гамма в основном была двухцветная — черное и белое.

Все окружающие и прежде всего члены семьи Сантана старались максимально облегчить положение Бет. Рафаэль ни на секунду не мог поверить, что она была настолько влюблена в Натана, что теперь не представляет себе жизнь без него. Он объяснял состояние Бет стечением сразу нескольких обстоятельств — знакомством с несчастной Матильдой Локхарт, разгулом насилия в день переговоров с команчами, нападением на нее индейца, когда она была на краю гибели, и.., смертью Натана.

То, что она так тяжело восприняла смерть мужа, молодого, пышущего здоровьем человека, было понятно. Но одно это не могло повергнуть ее в состояние, в котором она пребывала. Из красивой женщины она превратилась в зомби. В своем анализе Рафаэль подошел к правде очень близко. Но об одном он не подумал в силу своего собственного характера. Бет терзало чувство страшной вины.

Это она рвалась навестить Стеллу. Это она выбрала нетрадиционный маршрут. Это ей захотелось побывать на ранчо дель Число. И, наконец, опять именно она приняла решение прервать пребывание там и срочно возвратиться домой.

После смерти Натана Бет мысленно наградила его таким количеством положительных качеств, которыми он при жизни не обладал. Себя же она корила за отношение к Рафаэлю Сантане и чуть ли не считала гибель Натана карой Божьей за это прегрешение. В потоке самобичевания Бет не вспоминала, что Натан сам захотел присоединиться к Рафаэлю и не слушал его распоряжений, когда ситуация стала смертельно опасной. В ее глазах Натан Риджвей уже был канонизирован.

Пока Бет истязала себя, жизнь продолжалась, в том числе и для Рафаэля. Он с немалым удивлением получил приглашение от полковника Фишера прибыть в миссию Сан-Хосе, где содержались пленные индейцы.

Поначалу Рафаэль не собирался реагировать на приглашение, но потом любопытство взяло верх.

На квартиру к полковнику Рафаэля проводил молодой солдат с мрачным выражением лица. Выяснилось, что полковник основательно болен, поэтому всеми делами вершил молодой капитан Редд. Капитан понимал, что переговоры с команчами сорваны самым порочным методом.

Фишер не стал тратить время на обмен любезностями, сразу перешел к делу.

— Вы, Сантана, знаете ваших друзей-команчей. Как вы думаете, доставят ли они сюда затребованных нами пленных к окончанию двенадцатидневного срока, который мы им отпустили?

Рафаэль не сел в кресло, а стоял посреди комнаты, внимательно смотрел из-под полей сомбреро на военных и теребил серебряные насечки на широком белом поясе. Ответил он коротко:

— Нет, почему они должны сделать это? Вы перебили их вождей, которые прибыли сюда под мирными знаменами вести переговоры так, как они их понимали. Те из индейцев, которые пережили бойню, находятся в ваших руках, и никаких гарантий сохранения их жизней не существует. Так зачем же команчам привозить вам белых пленников?

Фишер, обычно смуглый, а сейчас бледный из-за болезни, принялся ругать и клеймить индейцев за то, что они держат в плену женщин и детей. Вместе с тем полковник не мог не признать, что, приступив к выполнению жестокого приказа в тот день, они не ожидали столь трагических результатов. А затем он даже согласился, что на индейцах лежит только часть вины за срыв переговоров. Потом все же поправил себя: