Пока страсть спит - Ширли Басби

Рафаэль деликатно постучал в дверь, но Бет, погруженная в свои грустные мысли, не услышала этот слабый стук.

Задержавшись на полпути, Рафаэль решил было возвратиться к себе. Но его вело что-то более мощное, чем простое желание увидеть ее. Он открыл дверь и переступил порог.

Звук захлопнувшейся за ним двери стал первым сигналом для Бет, что в ее комнату вошел Рафаэль. То, что это он, у нее сомнений не было.

Она смотрела широко раскрытыми глазами, как Рафаэль приближается к ней… Она хотела бежать, хотела закричать, но еще больше хотела, и это ее напугало, чтобы его смуглое лицо как можно быстрее приблизилось к ней.

Они молча смотрели друг на друга. Бет понимала, что если она сейчас же не перейдет в наступление, то утратит свои позиции, поэтому требовательно сказала:

— Что вы себе позволяете, что означает ваше появление в моей комнате в этот час? Вы что, с ума сошли?

Рафаэль улыбался.

— Вполне возможно, что я и сошел с ума. Но мне очень хотелось бы поговорить с вами до того, как я уеду утром. А поскольку вы не просыпаетесь на рассвете, мне показалось, что сейчас самое подходящее время.

С сардоническим выражением на лице он добавил:

— Вы не можете не знать, что я уезжаю на несколько недель этим утром.

Бет кивнула, и внезапно сердце ее наполнилось болью, причину которой ей самой было бы трудно объяснить. Вина и раскаяние, вызванные смертью Натана, вновь всколыхнулись в ней, доводя почти до безумия. Она напомнила себе, что все, связанное с Рафаэлем Сантаной, не должно ее касаться. Если бы не встреча с ним, ничего из случившегося не произошло — Натан остался бы жив, а не был бы убит ударом индейского копья в спину и похоронен в чужом городе. Это все его вина, думала она с логикой, свойственной людям, у которых по той или иной причине мышление вышло из-под контроля. И все передуманное и перечувствованное ею вылилось в отчаянный крик:

— Да, я знаю, что вы уезжаете, и за все, что мне выпало пережить из-за вас, катитесь прямиком в ад!

Это были трудные для ее губ слова, но она находилась сейчас в таком состоянии, что не могла сдерживать себя. Присутствие Рафаэля в ее комнате подействовало, как запал, подорвавший всю копившуюся в ней гремучую смесь. В этот момент она искренне ненавидела его. Именно поэтому она выкрикнула:

— Ну что, вы пришли позлорадствовать, сеньор? Считаете, что раз мой муж мертв, то я беззащитна против таких, как вы?

Голос ее становился все более истерическим, когда она бросала ему в лицо обвинение за обвинением:

— Подумайте, вы, дьявол с черньм сердцем! Что вам еще надо от меня? Что вы хотите услышать от меня? Я не хочу видеть вас после того, что произошло из-за вас, ни сейчас, ни когда-нибудь еще. И если вы не уберетесь немедленно из моей комнаты, я.., я…

Она запнулась, соображая, что бы такое совершенно зверское она могла с ним сделать.

А Рафаэль мягко спросил:

— Ну что, вы.., застрелите меня? Зарежете? Его глаза уставились на ее коралловые губы, и он прошептал:

— А не лучше ли просто полюбить меня до смерти? — И он притянул ее к себе.

Его рот жадно искал ее губы, а сознание того, что преградой между их нагими телами остается только тонкая ткань, оказалось сверх того, что Рафаэль был способен выдержать. Торопливо его губы раздвинули ее уста, а язык ворвался в ее рот, требуя ответа и вызывая содрогания в его теле.

В какой-то сумасшедший момент Бет поддалась агрессии его языка, и приятная боль от его мощных объятий пронзила ее. Она почувствовала, как пробудилось его мужское естество, твердеющее рядом с ее мягким животом и начинающее жить своей собственной жизнью, горячее и пульсирующее.

И тут она возмущенно закричала и вырвалась из его рук, ее глаза метали молнии, слова путались:

— Как вы смеете? Не прошло и двух недель со смерти моего мужа.

Ее грудь вздымалась, и она произнесла слова, которые, казалось, никогда не должны были быть произнесены:

— Вы хотели, чтобы он умер! Хотели! Хотели! В тот ужасный день вы так и сказали.

Совершенно потеряв контроль над собой, она бросилась на Рафаэля, и ее маленькие кулачки били его по лицу, по груди; из глаз брызнули слезы, которых еще никто на ее лице не видел. Она повторяла:

— Вы хотели, чтобы он умер! Хотели! Вы хотели этого!

Рафаэль был, конечно, сильнее Бет, но ярость придала ей силу, которая удивила их обоих. Поэтому ей удалось нанести ему несколько весьма болезненных ударов по лицу и шее, прежде чем он смог скрутить ее. Теперь он держал ее у своей груди, плотно сжав запястья тонких рук.

Она смотрела на него с вызовом, и невысохшие еще слезы заставляли ее глаза таинственно сверкать. Глядя сверху на эти дорогие ему черты, он резко признал:

— Да, я хотел, чтобы его не было рядом с тобой. Но это вовсе не значит, что он должен был умереть.

— Зачем вам это было нужно? — Она опять заводилась. — Чтобы я стала вашей любовницей? Неужели вы считали, что я буду такой легкой добычей?

Как ртуть, она неожиданно выскользнула из его рук и, глядя на него снизу вверх, произнесла голосом, полным ненависти:

— Никогда! Никогда! Никогда, никогда! Слышите меня? Я ненавижу вас. Я лучше умру, чем позволю вашим грязным индейским рукам дотронуться до меня!

Сказать ему худшие слова она была бы не в состоянии, даже если бы подбирала. Но ею руководили дьяволы, и она вредила себе не меньше, чем Рафаэлю. А тот, к счастью, мог понять это, глядя на взъерошенное существо перед собой.

Выражение его лица оставалось неизменным, и неожиданно без всякой видимой причины Бет подбежала к нему и ударила открытой ладонью по губам и щеке. Рафаэль смотрел на нее какое-то мгновение, а потом ударил в ответ. Не изо всей силы, но достаточно, чтобы ее голова чуть не слетела с шеи, а по комнате разнесся как бы пистолетный выстрел.

У нее на щеке остался рубиновый след, и с коротким воплем Бет бросилась лицом в подушку. Все крики, стоны, плач и причитания, которые она сдерживала в себе, когда умер Натан и когда его хоронили, прорвались, как через рухнувшую плотину. Она плакала долго, гнев Рафаэля уже прошел, он молча наблюдал за ней, пока ему хватило сил.

Он не был нежным мужчиной и не был ласковым, но ему было больно видеть ее отчаяние и безнадежность. Он нырнул в кровать и обнял ее, содрогающуюся от рыданий. Они долго лежали так — Бет плакала, а Рафаэль нежно гладил ее волосы, касался их губами, находил не просто ласковые слова, но слова, выражающие настоящую любовь.

Бет постепенно затихла у него на груди, совершенно опустошенная, не представляющая своего ближайшего будущего. Как бы неожиданно пробудившись, она обнаружила, что между нею и Рафаэлем возникла какая-то совершенно непостижимая близость.