Территория взрослости. Горизонты саморазвития во взрослом возрасте - Елена Сапогова

Создание «легенд о себе» есть также необходимый человеку способ самообъективации содержания сознания. Через выдуманную историю человеку становятся более понятными его собственные свойства и мотивы – они как бы противопоставлены ему и становятся объектом для анализа. «Легендирование» выступает своеобразным механизмом самоистолкования, особенно если человек задается вопросами: почему я думаю о себе именно так? Почему мне нравится быть не самим собой, а таким, как герои моих историй? Чего не хватает мне в реальной жизни, если меня тянет придумать себе другую жизнь? Что означает для меня мое тяготение именно к таким образам и сюжетам? Насколько разнятся или совпадают с моими характеристики героев, с которыми я себя отождествляю?

Именно поэтому склонность взрослого человека создавать фантазии о себе должна восприниматься не как признак инвалидизации или патологизации сознания, а как средство самопознания. Фантазии трудно, да часто и не нужно разрушать извне, важнее попытаться их понять и интерпретировать, признав как факты реальности самосознания другого человека.

«Легенда о себе» выступает как своеобразная форма диалога с самим собой, сфокусированная по большей части на том сбое личностного развития или самопринятия, который человек интуитивно обнаружил сам и с которым попытался совладать. Он строит воображаемые «тексты себя» как авторски осмысленные семантико-символические системы, способные хранить и передавать субъективную информацию. В них он вкладывает свои переживания, ценности, цели, идеалы и пр.

Более того, в «легенде о себе» человек часто непроизвольно, бессознательно заявляет себе или другим нечто сущностное и значимое, что иным способом он выразить не может либо что осталось невоплощенным или не до конца воплощенным в его реальном существовании. Поэтому в анализе любой выдуманной жизни, рассказываемой человеком, надо исходить из того, что такие тексты (особенно повторяющиеся или постоянно достраивающиеся) по определению не случайны – в их основе лежат актуальные переживания по поводу своей жизни и личности.

Содержание выдуманных историй детерминировано личным опытом, знакомством с семиотическим базисом культуры, уровнем рефлексии субъекта и пр. Внешнему наблюдателю чужие истории могут и вовсе казаться бессодержательными, поскольку смысл их раскрывается только в интерпретации, которая возможна лишь с собственных субъективных позиций: то, что важно в рассказанном тексте одному человеку, совершенно не очевидно и кажется ненужным другому. Но автору «легенды о себе» в принципе никому ничего и не надо объяснять, обосновывать и растолковывать: в пределах выдуманной им истории для него все очевидно, и внутренняя цель достигнута – он переживает свои миниинсайты и микрокатарсисы, самовыражась в этих текстах.

Само психологическое содержание «легенд о себе» как текстов, «нагруженных собственными пристрастиями» человека (Мигуренко, 2011, с. 61), можно считать синтетическим, поскольку в них присутствуют и «тайные» знания, и «ритуальные послания», и семейные истории, и заветные слова, и наставительные повествования, и прямые указания на должное и осуждаемое в поведении, а также традиционное, годами отбираемое содержание большой нарративной культуры (сказки, былички, верования и т. д.). В «легендах о себе» найдутся отголоски прочитанных книг, просмотренных фильмов и спектаклей, семейных преданий, рассказанных еще в детстве сказок, снов, детских игр, телесных контактов, культурных традиций и т. д., и в каждом таком тексте слышится «инстинкт культуры» (Я. Э. Голосовкер) конкретного субъекта.

Отличительной чертой «состоявшейся» взрослой личности, наполненной «опытом самой себя», является появление экзистенциального отношения к собственной жизни — не столько даже к своему «Я», сколько к широким контекстам осуществления жизни, возможности влиять на мир, изменять его, вписывая себя в многомерный социокультурный опыт, историю, универсум, космос, Иное, Ничто и т. д. Многие взрослые начинают страшиться возможного срыва в неаутентичное существование (как они говорят – в «животную жизнь», в «пустое сытое благополучие», в «пену дней», в «будничность»), опасаются «обничтоживания» своей жизни («боюсь стать никчемным», «не хочу быть невостребованным») и отрицают симулирование подлинной активной жизни (бессмысленная болтовня, пустое времяпрепровождение, формальные акты коммуникации, иллюзии близости, профанация общности и участности и пр.).

И это понятно – такие риски «истончают» содержание жизни, выхолащивают ее значимость как блага, дарованного человеку свыше. Не случайно такой неаутентичный способ жизни М. Хайдеггер описывал как «падение Dasein» – утрату подлинности и индивидуальности: человек перестает быть самим собой, подвластен любому влиянию извне, перестает ощущать свою уникальность и самобытность, переживая себя винтиком, которым командует кто-то извне. Кстати, может быть, поэтому в рефлексию зрелого человека прочно входят сложные этические переживания в отношении привычно проживаемой жизни – угрызения совести, раскаяние, стыд за нечто сделанное или не сделанное, сожаление об упущенных возможностях, горечь от уже неисправимых ошибок, удовлетворение от сознания выполненного долга, тоска по несбыточному, ностальгия по прошлому и т. д.

В этом контексте мы рассмотрим еще один самобытный феномен взрослости – экзистенциальные ожидания.

Для начала вспомним, что индивидуальная жизнь человека есть не только совокупность совершающегося и свершившегося в ней, но одновременно и возможностный процесс (Эпштейн М. Н., 2001) – совокупность несвершенного, но возможного, мыслимого как реализуемое, достижимое, а главное – необходимое конкретной личности.

Сталкиваясь с необходимостью выбора, человек из всего континуума возможностей, предоставляемых жизнью, в конкретный момент использует лишь одну, оставляя иные в качестве потенциально возможных для себя в будущем векторов развития или полностью теряя их во времени. Некоторые из шансов не реализуются никогда, но продолжают сохраняться в индивидуальном сознании как важные «спящие» возможности, влияющие на представления о себе, жизненные планы, самооценку и систему дальнейших выборов. Некоторые в силу того, что уже не смогут осуществиться, переходят в план «выдуманных жизней» или «легенд о себе».

Разнообразные происшествия жизни (встречи с людьми, прочитанные книги, переживание определенных обстоятельств, межличностные коллизии и пр.) открывают в каждом человеке те жизненные перспективы и смысловые пространства, о которых он мог и не подозревать до столкновения с ними, «при этом возможность предстает не просто как еще нереализованный потенциал, а скорее как невозможность полной реализации, как путь» (Тульчинский, 2001, с. 15).