«Гроза» против «Барбароссы» - Александр Харников

Сталин задумчиво повертел в руках карандаш.

– Хорошо, – сказал он после некоторой паузы, – в общем обстановка нам ясна. Есть мнение, что сначала нам необходимо лично посмотреть на образцы техники из Российской Федерации, увидеть ее, так сказать, в действии. Поэтому встречаемся завтра в восемь утра в Кубинке. Там, на месте и поговорим обо всем более предметно. А сейчас, товарищи, все свободны, за исключением товарища Берии. Все, до свидания.

Когда военные вышли, Сталин взял со стола трубку и, набивая ее табаком из разломанной папиросы «Герцеговина Флор», задумчиво сказал:

– Лаврентий, как говорят наши потомки в будущем, у меня к тебе есть вполне конфиденциальный разговор.

– Слушаю тебя, Коба? – сказал Берия, устало протирая пенсне.

– Видишь ли, Лаврентий, – начал Сталин, – есть некоторые вещи, которые я могу обсуждать только с тобой и ни с кем другим. Ты меня понял?

– Понял, Коба, – эхом отозвался Берия.

– Сейчас нам надо, наконец, принять окончательное решение, – жестко сказал Сталин. – Что нам поменять, а что оставить как есть. Тут и помимо нападения Гитлера открываются такие бездны, в которые и заглянуть-то страшно…

– Если ты, Коба, о «деле Клоуна», то это не бездна, а клоака, смердящая и зловонная, – ответил Берия. – Стоило чуть копнуть, и понесло таким троцкистским смрадом, что хоть святых выноси. Всех можно брать хоть завтра. Техника у потомков, конечно, мечта для чекиста: микрофоны размером с муху, аппараты, снимающие звук с оконного стекла, камеры, делающие снимок чуть ли не за километр.

– Лаврентий, – жестко сказал Сталин, – брать их пока не спеши. Надо будет посмотреть – кто еще примкнет к этой, так сказать, антипартийной группировке. Да и потом, не стоит сейчас затевать большой процесс, не время. Товарищ Путин меня об ЭТОМ особо предупреждал, и он прав. Тоньше нам надо работать и аккуратней. Но глаз с этой компании не спускай – мало ли что.

– Генералы? – спросил Берия. – Павлов?

– Павлов в Минске, – ответил Сталин, – и трогать его нельзя… Пока нельзя. Если мы его уберем, то немцы могут изменить планы, а нам этого не надо. Пока не надо. Убирать его, Лаврентий, мы будем в последний момент, когда Гитлеру уже будет невозможно что-либо изменить. Сейчас меня больше беспокоит Москва. Тимошенко меняет в Московском округе Буденного на Тюленева.

– Коба, – задумчиво сказал Берия, – по данным потомков, Тюленев числится «мутным». Вроде в архивах на него ничего нет, но он провалил, ну или провалит, все, что ему было поручено. Так же, как Мерецков, Козлов, Кузнецов, да и сам Тимошенко.

– Не нравится мне все это, – Сталин чиркнул спичкой, – с Павловым этот Тюленев где-нибудь пересекался?

– Да вроде нет, – ответил Берия. – А что?

– Видишь ли, Лаврентий, – сказал Сталин, сделав первую затяжку, – пуганая ворона куста боится. Сейчас мы с тобой знаем, что в тот раз что-то пошло не так, и хотим это предотвратить. Правильно?

– Правильно, – кивнул Берия, – и в чем дело?

– А дело в том, Лаврентий, – сказал Сталин, – что исправляя наши старые ошибки, мы вполне можем наделать новых, ничуть не хуже прежних. Кадры же остались все теми же самыми, да и мы с тобой все те же.

– Теперь мне понятно, – сказал Берия, – ты как всегда прав, Коба. Но в любом случае теперь нам известны как трусы и предатели, так и те, кто не сломался даже в самых тяжелых условиях немецкого плена. Алавердов, Ершаков, Макаров, Огурцов, Карбышев, Романов, Никитин…

– Карбышев, Карбышев… – Сталин как бы покатал фамилию на языке. – Дмитрий Михайлович, кажется?

– Так точно, Коба, – ответил Берия, – он самый.

– Есть мнение, – медленно проговорил Сталин, – что с назначением Тюленева нам надо переиграть. И вообще, в ТОТ РАЗ в начале войны у нас в высших эшелонах НЕ ТЕ люди оказались НЕ НА ТЕХ местах. Понимаешь?

В ответ Берия только кивнул, приготовившись слушать.

– Кадры решают всё! Это-то ты еще не забыл? – жестко сказал Сталин. – Поэтому! Карбышева – надо ставить на МВО. Шапошникова, как вылечится, – наркомом обороны. Василевского – на Генштаб. Жуков – пусть остается в Киеве, там его место. Конева – в Прибалтику. Говорова – на Ленинград. Одесскому округу передать всю полосу румынской границы и назначить туда командующим генерала Толбухина. Отдельно надо подумать, что нам делать с командованием Черноморского флота. Он должен будет поддерживать своими действиями приморский фланг Южного фронта, а у товарища Октябрьского в ТОТ РАЗ все выходило как-то не так. Военные корабли – это очень дорогие игрушки, и у меня волосы дыбом встают от известия о том, что на четвертый день войны лидер «Москва» в окрестностях Констанцы был потоплен нашей же подводной лодкой, которую потом разбомбили наши же эсминцы… Придется, наверное, товарищу Кузнецову совмещать две должности – и главкома, и командующего Черноморским флотом. При нашем господстве на море и завоевании превосходства в воздухе вполне реальным становится наш десант в Болгарии и прямой выход на Балканы. Но об этом мы с товарищами Шапошниковым, Кузнецовым и Василевским еще подумаем.

– Пора посвящать Кузнецова? – спросил Берия.

– Да, пора, – кивнул Сталин, – флот, как я уже говорил, это очень дорогая штука, и нам надо иметь четкое представление о том, что мы можем взять для него у потомков, а что нет. Тем более по таким ценам. Пожалуй, стоит пригласить адмирала Кузнецова на завтрашнее мероприятие в Кубинку.

Сталин положил на стол погасшую трубку.

– Конечно, на следующем этапе нам стоит почистить и начальников помельче, вроде командармов и командиров корпусов. Но, Лаврентий, тут надо действовать без фанатизма. Надеюсь, ты понял, что в канун войны нам совсем не нужны разговоры о новом тридцать седьмом годе?

Сталин подошел к окну и задумался.

– Все эти перестановки, – сказал он, – нам надо осуществить так, чтобы никто не понял истинного смысла происходящих событий. Действовать надо тоньше. Моральный облик, адюльтеры, участие в пьяных дебошах, разгильдяйство и бесхозяйственность, плохая подготовка войск, финансовые злоупотребления… Словом, все, кроме политики и шпионажа. Ты меня понял? У прочего командного состава и рядовых бойцов должно сложиться мнение, что мы очищаем нашу армию от дураков и бездельников, а отнюдь не занимаемся очередным разоблачением врагов народа. Целью операции должно быть точечное устранение нежелательных лиц с определенных должностей, а отнюдь не массовый террор. На этом всё. Дело «Клоуна» держи на особом контроле и осведомляй меня о нем ежедневно. Нам крайне важно знать, кто у нас в ЦК думает так же, как эти трое.

– Коба, – спросил Берия, – значит, ты все-таки решил?

Сталин опустился на свое место за столом и снизу вверх, исподлобья, посмотрел на наркома внутренних дел.

– Да, Лаврентий, я решил, – угрюмо сказал он. – Я не отдам этим шакалам ни своих детей, ни нашу страну, которую мы с таким трудом вытащили из разрухи, провели в ней индустриализацию и коллективизацию. Эх, скольких жизней все это стоило! – Сталин скрипнул зубами.