Смерть по вызову - Андрей Троицкий

– Чем больше посредников, тем выше цена, – Бернштейн посмотрел на наручные часы, хотя никуда не спешил. – Не знаю уж, как вы будете рассчитываться с Королевым, ваше дело, но я беру три процента с суммы продаж – это мои комиссионные, – сказал Бернштейн твердым голосом. – Я вас заранее предупреждаю, чтобы в дальнейшем не возникло разных недоразумений.

– Принято, – кивнул Егоров. – Щадящий процент. Сразу видно, что вы в хорошем смысле слова старомодный человек. Всего три процента. Да в наше время почти никто меньше десяти не берет. Приятно с вами иметь дело.

– Таковы мои правила, – скромно опустил глаза ювелир. – Прежде всего честность с клиентами. Я дорожу своим добрым именем.

Мысленно Бернштейн выругал себя дураком и старой скотиной. Три процента… Ну, полный идиот. Нужно было назвать хотя бы десять. Деньги нужны позарез, свадьба внучки на носу. Он мельком глянул на золотые часы посетителя, браслет с камнями. Да перед ним сидит здоровый куль, доверху набитый наличностью. А он три процента попросил. Прожил жизнь, но так и не научился разбираться в людях. Этот тип с барскими замашками, не моргнув глазом, выложил бы пятнадцать процентов и сказал спасибо. Но теперь отступать нельзя, слово сказано, черт бы побрал его язык. Репутация… Доброе имя… Привык играть словами, а в результате ляпнул глупость, дуралей. Бернштейн тут же утешал себя: сделка крупная, а три процента немалые деньги.

* * *

Впрочем, и эти три процента ещё надо получить. Вербицкий куда-то пропал. Позвонил два дня назад, сказал, что почти все иконы у него на руках, но до полного комплекта не хватает мелочи, трех-черырех досок. Нужно подождать от силы неделю. Врет, как всегда, проходимец. Видимо, вышла какая-то заминка, но в чем трудность, об этом по телефону не спросишь. «Клиенты уже есть, – сказал Вербицкому Бернштейн. – Тебе повезло. Я подсуетился, дело за тобой». «Через неделю от силы», – повторил Вербицкий, раздались короткие гудки отбоя. – Знаете, кто хоть раз имел со мной дело, всегда возвращался обратно, – похвастался Бернштейн, замечая в посетителе некоторое беспокойство. Тот хмурился и часто вытирал платком сухой нос. – Доверяют мне клиенты, это уж без ложной скромности, как на духу. А насчет икон, тут одна заминка вышла, совершенно пустяковая. Не стоит даже беспокойства. Короче, продавец уехал к больному родственнику, буквально на несколько дней.

– А я-то планировал доски сегодня посмотреть, – в тоне посетителя сквозило разочарование. – И сразу же мог их взять, если состояние хорошее, не сыплются.

– Продавец уверял, что состояние превосходное, доски как из музея.

Бернштейн подумал, что опять сказал лишнее. А что если доски действительно из музея или церкви, краденые, или даже кровь на них? От Вербицкого чего хочешь жди. Хоть он и врач, хоть Бернштейн и отца его знал в свое время, но сын – это темная личность. Но и комиссионные просто так, за хорошие манеры, улыбки и реверансы не платят, их заработать надо, в комиссионные доля риска тоже заложена. Бернштейн искоса глянул на посетителя, невозмутимо восседавшего на шатком стуле.

Кажется, последнюю реплику ювелира насчет музея тот не заметил или не придал ей значения. Это ведь такой контингент специфический, собиратели и перекупщики икон, настоящие сукины дети. Строят из себя эстетов и знатоков древней живописи, а по сути своей, гнилые барыги, ничего святого.

– Жаль, что так получилось, – лицо ювелира ожило, зашевелилось всеми морщинами. – Но, уверяю вас, не позже чем через три-четыре дня иконы будут здесь. Считайте, они уже ваши.

– Понимаете, через неделю один мой приятель едет кое-куда по делам, – Рудольф Андреевич задумчиво тер пальцем переносицу. – Хотелось бы с ним эту посылочку и отправить. А то следующей оказии ещё долго ждать.

– О, я вас понимаю, – Бернштейн всплеснул руками. – Сейчас с этим трудности…

– Никаких трудностей, наоборот, все просто, – Рудольф Андреевич вальяжно вытянул ноги, задел ботинком рядом стоящий стул. – Но новой оказии не хотелось бы ждать.

– Да, да, конечно, но в четыре дня мы уложимся. Ну, заболел у человека близкий родственник, тяжело заболел. Может, дело пахнет крупным завещанием.

Бернштейн захихикал, а Рудольф Андреевич только ещё больше нахмурился. Чуткий к переменам чужого настроения, ювелир сменил тональность.

– Это ведь со всяким может случиться, – он склонил голову набок и сделал печальные глаза. – Заболел человек. Мой знакомый бросил все, ведь хочется, чтобы в такие минуты, трагические, роковые, рядом была родная душа. Ведь хочется?

– Еще как хочется, – согласился Рудольф Андреевич.

– Вот и я говорю – хочется.

Болтая всю эту чепуху и грустно улыбаясь, Бернштейн думал о другом. Человек, сидящий через стол от него, вызывал доверие, и без лупы видно, солидный мужик, серьезный. Но вот только одна заминочка, мелочь вообщем-то… Королев, сосватавший этого Рудольфа, сам коллекционер и перекупщик, ушлый мужик, жадный до копейки. И вдруг сам не приехал. Дал адрес клиенту – езжай. А ведь сделка могла состояться уже сегодня, сейчас, принеси Вербицкий доски к сроку. И Королев мог предположить, что сделка состоится, значит, он рискует упустить свой барыш. Нет, такое поведение не в натуре Королева. Да он бы мертвый по снегу на карачках приполз, был бы шанс заработать, да ещё такие деньги. Что-то здесь не так.

Конечно, может этот Рудольф с Королевым такие друзья, что вместе в огонь и в воду, что никаких секретов, никакого обмана. Чисто теоретически такой расклад возможен, маловероятен, но возможен. Но если реально взглянуть на вещи… Королев страшный сквалыга, жаден до колек в печенке, и не отпустит от себя выгодного клиента дальше, чем на шаг. И у Королева нет друзей. Он, как любой коллекционер досок, мнителен до болезненности, очень осторожен. Нет, что-то здесь не то.

– А Виталий Степанович Королев как себя чувствует? – простодушно спросил ювелир – Здоров? А то сейчас такая злая эпидемия гриппа?

– Здоров, как бык, – отозвался посетитель. – Велел вам кланяться.

Что– то он крутит, этот Рудольф, -Бернштейн насторожился сильнее. «Здоров как бык». Ювелир представил себе сутулого, тщедушного Королева с худыми, как спички ногами, дунь – и улетит. Хорош бык, нечего сказать. Правда «бык» всего лишь образ, – сказал себе ювелир. Но тревога, в душе уже укоренилась, уже разрослась, уже всерьез терзала Бернштейна.

– И Королеву от меня кланяйтесь, – печально улыбнулся он. – Редкой доброты человек. Бывает, вспомню о нем, так на мир другими глазами смотрю, будто все светлеет вокруг. Да, такой уж он человек. Порядочный, честный, уж такой честный. Щедрый, последнюю рубаху снимет и отдаст.

Бернштейн подумал, что с Королевым связываться хуже, чем с фальшивой монетой. И раза не было, чтобы тот не обманул Бернштейна, хоть по мелочи, но облапошит обязательно. Щедрый… Да он за копейку удавится, за грош в церкви пукнет. А Рудольф молчит, кивает, делает вид, что разделяет мнение собеседника. Одно из двух: или он Королева вовсе не знает, ни разу в глаза не видел. Либо все-таки знает, но соглашается из ханжеской вежливости. Вот и разгадай эту шараду. Нет, нужно немедленно выяснить Рудольфа, что за птица. И только потом возвратиться к деловому разговору, договориться о новой встрече.