Головнин. Дважды плененный - Иван Фирсов

«…тогда открылись нам все берега, окружающие сию прекраснейшую в свете гавань. Мы тотчас бросились с зрительными трубами смотреть, где находилась Петропавловская гавань, прославленная посещением знаменитых мореплавателей: Беринга, Чирикова, товарищей великого Кука, Лаперуза, Сарычева и Крузенштерна. Знавши на карте положение помянутой гавани, нам нетрудно было отыскать оную: мы скоро к северу усмотрели между двумя горами, на возвышенной несколько отлогой равнине десятков до пяти крытых соломою избушек, из коих многие могли называться в точном смысле хижинами. Вот из какого строения состояло селение Петропавловской гавани! Самые великолепные здания в оной были: казенный дом начальника и дом Российско-Американской компании».

Первым на камчатский берег ступил командир «Дианы». Обнимаясь с местным начальником, подполковником Сибиряковым, почуял знакомый запах, повеяло чем-то забытым, родным. От крытых соломой избушек тянуло дымком. Быть может, пришли на ум любителю поэзии Головнину державинские слова: «Отечества и дым нам сладок и приятен»…

Рядом с Сибиряковым переминался молодой, аккуратно, даже с щегольством, одетый молодой человек.

— Комиссионер компании, Кирилл Хлебников, — представился он, пожимая руку, — а мне о вас Леонтий Гагемейстер рассказывал.

— Где же он? — живо спросил Головнин.

— Два месяца тому отплыл на «Неве» в Новоархангельск…

Сибиряков вспомнил о петербургской почте, как бы извиняясь, сказал:

— А мы ваши бумаги из Адмиралтейства полгода держали, отослали обратно генералу в Нижнекамчатск…

Головнин разговаривал с местным начальником, а матросов окружили плотным кольцом девки и бабы, что-то спрашивали, смеялись, теребили за рукава.

— Наши-то бабы до мужиков охочи, — засмеялся Сибиряков, — с камчадалами не якшаются, а как судно какое появится, им раздолье.

Хлебников слегка поклонившись, без смущения, попростому, обратился к Головнину.

— Прошу, ваше превосходительство, сегодня отужинать у меня со всеми вашими офицерами.

— Благодарствую, но прежде надобно экипаж свежей провизией снабдить, матросы изголодались.

— Сей момент, я распоряжусь, — засуетился Хлебников, — а расчет мы после произведем. Вам ведь здесь, как я понял, зимовать…

Вечером в просторной комнате комиссионера стол ломился от закусок. Красная рыба пяти-шести сортов, икра, оленина, говядина, но из напитков только водка. Поэтому ром с «Дианы» шел нарасхват.

Открывая застолье, Сибиряков поздравил Головнина:

— Указ пришел о пожаловании вас Святым Георгием за восемнадцать кампаний, потому первый тост за вашу кавалерию…

За столом рассуждали попутно о деле, об устройстве на берегу экипажа, выгрузке товаров.

— Размышлял я, Петр Иваныч, о будущей кампании. Имею задумку в Америку сходить. В Охотске гавань мелководная, нам не с руки. Товар выгрузим здесь, Хлебников сказывает, из Охотска транспорт придет к лету и заберет груз.

Сильно подвыпив, Хлебников проговорился Головнину:

— А мы с Леонтием Андрияновичем, грешным делом, по вас едва ли не поминки справляли. Уж как он горевал. Позвольте еще раз ваше здоровье…

Головнин растянул рот в улыбке, а все сидевшие за столом захохотали, звеня бокалами…

В конце декабря в Петропавловск из Нижнекамчатска наведался начальник Камчатской области генерал-майор Петровский.

Утром Головнин с офицерами «были у него с почтением». Командир «Дианы» решил удивить армейца. Рано Утром стоявший во льду шлюп разукрасили флагами расцвечивания, «а подавая ему рапорт, выпалили с шлюпа контр-адмиральский салют (из семи пушек)»… Морской этикет произвел впечатление на генерала. «В бытность его здесь он обходился с нами ласково и совершенно по-дружески, несколько раз у нас обедал и вечера проводил в нашем доме; учтивое его обращение со всеми и веселый нрав более поселили в нас к нему почтение и любовь, нежели звание его. Он охотно предлагал нам разные с своей стороны услуги и пособия, но, к сожалению, не все то он мог делать, что обещал, опасаясь, по его словам, доносов некоторых своих подчиненных, которые могли и правое дело представить злонамеренным».

Умело использовал Головнин для пользы службы расположение начальника Камчатки. Тот распорядился предоставить для грузов артиллерийский склад, выделил солдат для разгрузки шлюпа, одобрил намерение Головнина направиться в Америку.

— Ваши припасы для Охотска я отправлю с транспортом лейтенанта Шахова, он нынче зазимовал у меня в Нижнекамчатске. Вас к себе приглашаю погостить у меня. Камчатку поглядите.

Генерал задел сокровенные мысли Головнина.

— Ваше превосходительство, не скрою, как моряк имею пристрастие к знакомству с заморскими землями. Камчатка же край российской земли. Любопытствую о многом посмотреть здесь, когда еще судьба закинет в эти края.

Генерал добродушно улыбнулся.

— За чем же дело стало? Даю вам свое расположение, выпишу вам билет подорожный и на свое здоровье путешествуйте…

Уезжал генерал-майор Петровский из Петропавловска под раскатистые залпы прощального салюта. С собой он захватил донесение Головнина Морскому министру.

В Европе продолжалась война с Англией, путь на Балтику отрезан. Не имея никаких указаний, командир «Дианы» резонно заметил: «… шлюп, будучи крепок, хорошо всем снабжен и в совершенной исправности, но всякой свойственной такого рода судам службе должен простоять и гнить целый год даром».

Из донесения В. М. Головнина П. В. Чичагову: «Мне известно, что главное в здешнем краю правление Американской компании переводится из Кадьяка в Ситху, что они делают заселение далее к югу по берегу Америки. Все сие без сомнения делается с позволения правительства, и так как им настоит большая нужда в людях и судах, то как возможно ранее весною я отправлюсь в Ситху, где отобрав от правителя компанийских дел, коллежскаго советника Баранова, какую я им могу показать помощь, если найду, что требуемое им, согласно с привелегиями, данными от государя компании, и не будет клониться ко вреду службы и интереса его величества, то сделаю с ним договор, что компания должна заплатить в казну за пособия, от меня требуемыя. Я надеюсь, что содержание шлюпа и людей в будущую кампанию казне ничего не будет стоить, а может быть, еще и выгода последует. Я приму все меры, чтобы осенью возвратиться в Камчатку, где в то время должны быть предписания ко мне из Петербурга, вследствие посланнаго от меня донесения».

За три недели «Диану» полностью разгрузили, разоружили на зимнюю стоянку. Экипаж переселился в казармы на берегу. На шлюпе осталась только вахта. На берегу мичман Мур по-хозяйски распределил добротные припасы в складе. Командир поручил ему доставить летом весь груз в целости и сохранности в Охотск. Новоиспеченного мичмана Никандра Филатова командир взял с собой в поездку по Камчатке. Рикорда на прощание ободрил:

— Ты меня, Петр Иванович, годками чуток младше, успеешь авось еще на Камчатке побывать, а мне, чую сердцем, в этих краях навряд ли придется быть на такой свободе.