Война роз. Буревестник - Конн Иггульден

Слушая его сладкоголосую речь, Уильям чувствовал, как гулко бьется сердце в его груди. Все его надежды рушились. Йорк криво усмехался, не глядя на него. Правда, Трешем выглядел несколько смущенным, но это ничего не меняло, поскольку они наверняка уже приняли решение. Парусиновый мешок приковывал к себе взгляд Уильяма помимо его воли.

– Я требую, чтобы мне дали возможность поговорить с королем, – сказал Уильям, радуясь тому, что его голос сохранил спокойствие и твердость.

– Боюсь, что обвинение в государственной измене не позволяет сделать это, – произнес Трешем сухим голосом старого юриста, обсуждающего спорный пункт в законодательном акте. – Вам следует знать, что лицо, замешанное в заговоре против короля, не может быть допущено к королю. Сначала вы должны быть подвергнуты допросу. Когда станут известны все подробности и названы все ваши сообщники, вы предстанете перед судом, хотя, как вам известно, это не более чем формальность. Король не будет принимать во всем этом никакого участия, милорд, разве что захочет присутствовать на вашей казни.

– Разве что… – произнес Йорк, глядя в окно на Вестминстер. – Разве что в потере Франции можно обвинить самого короля, Уильям. Мы оба знаем правду. Скажите, сколько солдат прибыло по вашей просьбе для усиления наших войск в Нормандии? Сколько сражалось под вашим командованием с французами? И в то же время в графствах вокруг Лондона расквартированы восемь тысяч солдат – исключительно ради успокоения короля, который боится мятежа. Если бы эти люди были переправлены во Францию, когда они были так нужны там, как по-вашему, находились бы вы сейчас здесь? Потеряли бы мы Нормандию, если бы у вас было двенадцать тысяч человек?

Уильям пристально смотрел на Йорка, и в его душе вздымалась волна ярости. Он прекрасно понимал, куда тот клонит.

– Генрих является помазанником Божьим, лорд Йорк, – медленно произнес он, чеканя каждое слово. – Вам не удастся выжать из меня самое малейшее обвинение в его адрес, если такова ваша цель. Не мне судить о действиях короля Англии, как и не вам, не кардиналу, его двоюродному деду, и не Трешему, несмотря на все его юридическое крючкотворство. Вы меня понимаете?

– Да, понимаю, – ответил Йорк, глядя на него со странной улыбкой. – Я понимаю, что существуют лишь два варианта, Уильям. Либо король теряет вас, своего самого могущественного сторонника, либо… он теряет все. В любом случае королевство и мои позиции значительно укрепятся. Взгляните правде в лицо, Саффолк! Король – мальчик, слишком слабый и болезненный, чтобы править. Я не первый, кто говорит это, и поверьте мне, сейчас это говорят в каждой деревне и каждом городе по всей Англии. Потери во Франции только подтвердили то, что некоторые из нас знали, когда он был еще ребенком. Мы ждали, Уильям! Из уважения и преданности по отношению к его отцу и короне мы ждали. И посмотрите, чем это кончилось!

Йорк сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Тем, что вы находитесь сейчас в этой комнате, Уильям. Несите вину за все эти неудачи сами и умрите или возложите ее на короля. Это ваш выбор, и он имеет значение отнюдь не для меня.

Видя откровенное торжество Йорка, Уильям оперся одной рукой о стол.

– Я понимаю, – сказал он.

Что бы ни говорил Йорк, Уильям знал, что выбора у него нет. Он сел за стол и кивнул своим мучителям. Его руки, лежавшие на полированном дереве, дрожали.

– Я не сознаюсь в измене, которую не совершал. Я не назову своего короля или кого бы то ни было. Пытайте меня, если вам нужно, это ничего не изменит. И да простит вас Господь, ибо я не прощу.

Йорк раздраженно махнул рукой, сделав знак солдатам. Один из них склонился над мешком, развязал его и принялся выкладывать на стол всевозможные щипцы, иглы и пилы.

Дерри знал, что свыше тридцати из сорока восьми лордов Англии владели недвижимостью в центре Лондона. В течение одного-двух часов он смог составить список этих домов, а также живших в них слуг, которые работали на него. К тому же старый горбун Сомерсет был его личным другом. Что было еще важнее, в тот день граф находился в Лондоне, а не в своем поместье на юго-западе. Брюер сорвал голос, подзывая паромщика, чтобы доплыть по Темзе к стоявшему на набережной особняку Сомерсета, а потом едва не погиб от рук его стражников, не сразу узнавших главного шпиона короля. Хозяин был уже на ногах, и Дерри, не теряя времени, принялся излагать суть дела. Не дослушав до конца, старик хлопнул его по плечу и позвал своих слуг.

– Остальное расскажешь по дороге, Брюер, – сказал Сомерсет.

Графу уже минуло шестьдесят, но он выглядел еще достаточно бодрым, несмотря на горб. Для того чтобы поднять голову, ему приходилось отклонять назад всю верхнюю часть туловища. Это был невысокий, крепкий мужчина с копной белоснежных волос и сильными руками, на которых выступали толстые вены. В силу своего уродства он мог бы производить впечатление дружелюбного человека, но стражники всегда стремглав бежали выполнять его отрывистые приказы, и не прошло и часа, как его личная баржа уже плыла по реке, толкаемая шестами. Они высадились на пристани Вестминстера, и Дерри сбился со счета, пытаясь определить число созванных Сомерсетом людей. Это сборище было чем-то вроде его личной гвардии. Помимо шестерых на барже, была еще дюжина людей, примчавшихся в Вестминстер по грязным улицам Лондона, срезав изгиб Темзы, всего через несколько минут после прибытия туда баржи их господина.

На Дерри это произвело впечатление. Сомерсет кипел от негодования, узнав о том, что его другу угрожает опасность, но, когда они приблизились к дверям дворца, выходящим на реку, он бросил на Брюера вопросительный взгляд.

– Просто будьте рядом, милорд, – сказал Дерри. – Мне понадобится ваш авторитет.

То, что за ними следовали восемнадцать вооруженных людей, вызывало удовлетворение и одновременно внушало опасение. Они не знали, как члены Парламента отреагируют на вооруженное вторжение в их храм. Дерри с ног до головы покрылся потом, когда они приблизились к стражникам первого поста, которые уже звали своих начальников и растерянно вертели в руках копья и мечи. Он слышал, как тяжело дышит шедший рядом с ним Сомерсет, и с тревогой подумал, что будет, если старика подведет сердце. В этом случае он, скорее всего, попал бы в одну из тех темниц, которые пришел проверять.

Во время очередного разговора на повышенных тонах с королевским врачом Маргарита услышала, как кто-то зовет ее по имени. Осекшись на полуслове, она тут же бросилась в спальню супруга. Генрих сидел на кровати, поставив ноги на пол. Рядом стояли башмаки. Он уже натянул на свое костлявое тело длинную ночную рубашку и держал в руках шерстяные гамаши.

– Маргарита, помоги мне, пожалуйста, надеть их. У меня никак не получается.

Она быстро опустилась на колени, натянула ему на ноги толстые гамаши, потом взяла один из башмаков и вставила в него его ступню.

– Тебе лучше? – спросила она, взглянув на короля.

Под глазами у него все еще были синяки, но выглядел он заметно бодрее, нежели в предыдущие несколько дней. Генрих кивнул.