Комсомолец. Осназовец. Коммандос - Владимир Поселягин

– Друзьями не торгую. Но ты можешь попытаться меня задобрить, чтобы я не охотился на твой табор. Поверь, у меня хватит сил и возможностей извести его под корень. Сыну сколько лет?

– Двенадцать… Отомстить хочешь?

– А ты бы не стал?.. Ладно, детей я не трогаю. Значит, так, я подумал и решил, за коня я беру двойную замену из вашего табуна, напишешь расписку, что продали мне их. Мне нужно, чтобы один ходил под седлом, второй в упряжи. Нужны справные молодые кони. Седло и уздечка идет в комплекте. Повозка у меня есть.

– Есть такие, – кивнул барон. – Седло лучшее подберу.

– Красивое и которое привлекает внимание не надо. Просто хорошее седло. Теперь по задабриванию. Мотоцикл достать сможешь? Чистый, с документами? Можно одиночку, но лучше с люлькой.

– Могу, но дорого, – отрицательно покачал головой цыган. – Мне Сонокая еще хоронить. Слышишь, как женщины воют, убиваясь над его телом?

– Его кровь не на мне, а на том, кто направил его ко мне. Так что насчет мотоцикла?

– Будет, только не новый, – недолго подумав, ответил барон. Я понимал, что творится в его душе, какая там буря, но пусть с честью ответит за грешки сына.

– Хорошо. Сейчас идем к табуну, выбираем коней, потом пишешь расписку. Завтра я за мотоциклом приду, а пока дашь мне что-то ценное взамен. Вон тот нож в богатых ножнах очень неплох.

– Это семейное оружие, – нахмурился барон. – Выбери что-нибудь другое. Оно передается из поколения в поколение. Я не могу его дать.

– Теперь точно выбираю нож. Без него вы не сбежите ночью. Завтра верну взамен мотоциклу. Помни, чтобы с документами был, оформим все, как положено.

– А если милиция узнает? – хмуро спросил барон.

– И что? – криво усмехнулся я и, доставая удостоверение сотрудника НКВД, пояснил: – Я в Москве на излечении нахожусь. Так что давай, гони нож.

У меня было два удостоверения – сержанта госбезопасности и особиста одной из частей, что сгинула в приграничных боях. У того подстреленного диверсанта, что я прикончил на улицах Луцка, в потайных кармашках я обнаружил аж пять удостоверений. Часть сдал, но кое-что оставил себе. Сержанта и лейтенанта-особиста, усовершенствовав их, нанеся все спецметки и написав справки, что нахожусь на излечении.

Барон, еще больше печалясь, на секунду задумался и с кривоватой улыбкой спросил:

– Понял, да?

– А что тут понимать было? – удивился я. – Следов вокруг мотоциклетных много, сразу все ясно стало. Так что вы лишили меня моего друга, я заберу вашего, хоть и железного. Пошли, темнеет уже, а мне на место постоя далеко ехать.

Барон был любителем погонять на мотоцикле. Особо этого он не афишировал, ездил, вернее, гонял по проселочным дорогам, Шумахер недоделанный, но небольшие слухи пошли. Мне про мотоцикл сказал Петрович, добавив, что наверняка украли, а при осмотре лагере я обнаружил многочисленные следы шин. Да и прикрыто что-то было брезентом у главного шатра. По оглобле я понял, что это телега или повозка, но масса под брезентом намекала, что там есть что-то еще. Что именно, даже гадать не стоило, и так понятно, что мотоцикл.

Встав, мы отошли от ямы. Остановившись, я обернулся и посмотрел на могилу своего друга.

– Останки в мешок сложите и в люльку мотоцикла положите, похороню его, как положено, – угрюмо бросил я, после чего, развернувшись, энергично зашагал к табуну.

Мотоцикл меня не особо интересовал, так, дань мести, ужалить побольнее барона. Следующий раз пусть своего щенка на привязи держит, если не захочет снова отвечать за его делишки. Пусть порет его почаще, может, ума набьет. Это же надо, где живут, там и гадят! Хоть бы подальше нашли коня и там украли. Ну-у тупы-ы-ые-е-е, как бы сказал Задорнов.

Докладная служебная записка

капитану госбезопасности тов. Ремизову

от лейтенанта госбезопасности Абросимова.

Главное управление НКВД по городу Москва.

14 августа 1941 года.

Докладываю вам, что за последние десять дней в городе Москва и пригородах столицы обнаружено восемь мужчин, имеющих имя и фамилию Михайло Москаль, однако ни один из них по описанию не подходит под требуемый объект. Опрос участковых и членов добровольных дружин показал, что никто не видел подобного молодого человека. Ни один не опознал его. Яркие приметы в виде ранения в плечо, описания транспортного средства и словесный портрет ничего не дали. Согласно статистике, на сегодняшний день в Москве и ее пригородах находится до полумиллиона беженцев только из украинских областей. Сообщаю вам, что поиски не увенчались успехом и местонахождение Михайло Москаля не обнаружено. Поиски продолжаются до особого приказа об их прекращении.

Лейтенант госбезопасности Абросимов.

Ночью даже по нашему тихому району ходили патрули добровольцев в сопровождении сотрудников милиции. Именно поэтому я решил не ехать домой, а переночевать в поле у рощи, тем более чем заняться до часу ночи у меня было.

К моему большому удивлению, цыгане, известные искусным владением ножами, так и не сделали ни одной попытки меня уничтожить, хотя я просто напрашивался на это в желании спустить пар. В моем случае неплохо было пострелять по двигающимся целям, лишить, так сказать, табор мужского населения, однако те проявили впечатляющее благоразумие и не стали этого делать, хотя поглядывали недобро.

Барон свои обязательства выполнил честно, в табуне мы выбрали двух коней, я придирчиво осмотрел их и остался доволен, после этого мы вернулись на место стоянки, где трое цыган уже выкатили на удивление новенький мотоцикл черного цвета с люлькой. В люльке лежал мешок с останками Красавца, сверху было брошено седло для верховой езды. Забрав все откупные, включая расписки, подтверждающие, что теперь это все принадлежит мне, я громко сказал:

– Я к вам претензий больше не имею, но мой вам совет: уходите, не уживемся.

– В Горький двинем, – кивнул барон.

– Это ваше дело, – равнодушно ответил я и, убрав пистолет за пазуху, толчком ноги завел мотоцикл. Тот схватился с пол-оборота. Сев в мотоциклетное седло, я кивнул барону и неторопливо поехал по дороге в сторону Москвы, через пару километров свернув чуть в сторону. Уже почти стемнело, а у меня полно работы.

Оставил на опушке мотоцикл и стреноженных коней. Цыгане их звали по-своему, а я верхового назвал Огоньком, уж больно он был похож на того, с которым я дружил во время работы на войсковых конюшнях. Вторую назвал Машей. Это была молоденькая кобылка. Ей даже трех лет еще не было. Кобылка была статной, судя по виду, отец или мать были тяжеловозами. Повозку, думаю, она потянет без проблем, сил наверняка хватит.

Так вот, оставив новое имущество на опушке, я снял с мотоцикла небольшую лопатку, которую прихватил у цыган, отошел метров на пятнадцать в сторону и, вырубив в дерне квадрат метр на метр, стал копать могилу. Несмотря на боли в плече – рана еще давала о себе знать, я за полтора часа выкопал могилу в метр глубиной и, сходив к мотоциклу, приволок мешок. Принести у меня уже сил не хватило. Сказав прощальные слова, я похоронил своего преданного друга, закрыл могилку обратно дерном и, извинившись, что не смог его уберечь, вернулся к своим приобретениям.