Колючки в брачной постели - Дарья Калинина

Ознакомившись с бумагами, Александр пришел в страшное смятение. Он понимал, какого рода бумаги он везет. Осознавал и всю их секретность. И также понимал, что Христофор Бонифатьевич сделал эти копии не просто развлечения ради. Едва добравшись до Ленинграда, Александр заметался. Он не знал, как следует поступить.

Правильно было бы донести на своего друга, но Александр прекрасно помнил, скольким обязан Христофору Бонифатьевичу. Как понимал он и то, что статья за подобную деятельность, скорей всего, будет расстрельной.

– В Советском Союзе с вражескими шпионами, предателями и перебежчиками не больно-то церемонились.

Кара для Христофора Бонифатьевича могла быть самой тяжелой. И оба друга это прекрасно понимали.

– Когда Сашка связался со мной, я был еще в Гаджиеве. Но я сразу же понял: что-то случилось. Нечто ужасное, что требует моего немедленного прибытия в город.

Христофор Бонифатьевич отменил свой визит по гарнизонам Севера страны. Христофор отговорился крайне тяжелым состоянием здоровья своей матери, которая и впрямь была больна и даже вскоре после этой истории умерла, чем очень помогла своему сыну выйти из этой истории сухим.

Никто не заподозрил, что Христофор Бонифатьевич отменил важную поездку исключительно из желания спасти свою задницу от разоблачения в шпионаже.

Но конечно, требовалось еще решить вопрос с самим Александром.

– Сашка умел быть чертовски упрямым. Он был хорошим офицером, верным служакой, и он не пожелал прикрывать меня.

Узнав о том, что его друг сотрудничает с вражеской разведкой, Александр заявил ему прямо в лицо:

– Да, я тоже не святой. Иной раз закрываю глаза на мелкие недочеты, не указываю их в своих отчетах. Но чтобы торговать секретами нашей Родины с нашими врагами…

– Так тебе никто бы их и не доверил!

– Нет, ты мне отныне не друг. Знать тебя больше не желаю! – А затем произнес, обратившись к своему бывшему другу, и вовсе ужасные слова: – Я пока никому не сказал ни слова. Но ты иди и покайся, сам знаешь перед кем. Возможно, там учтут твое чистосердечное признание.

– Или даже пригласят к сотрудничеству, – хмыкнул Христофор Бонифатьевич, которого слова Александра совершенно убили.

Но дело в том, что Христофор Бонифатьевич не хотел рисковать, а вдруг не пригласят, вдруг просто расстреляют? А ведь это же позор, ужасный и несмываемый позор на всю их фамилию. Такие вещи не прощаются и не забываются в среде офицеров никогда и ни за что.

Точно так же Христофора Бонифатьевича не устраивал и другой вариант развития событий. Ведь даже если бы КГБ пригласил его поработать на них, Христофор Бонифатьевич не хотел работать сразу на три фронта. Стучать на свое правительство вражескому, потом своему на вражеское, потом его обе стороны обвинили бы в обмане…

Нет, это могло привести к самым печальным последствиям для него в будущем. Слишком сложная игра, в нее хитрец играть не собирался.

Пока же о его делишках знал лишь один только Александр, у Христофора Бонифатьевича еще имелся шанс исправить все дело.

– Дай мне еще сутки! – взмолился он. – В память о нашей с тобой старой дружбе.

– Хорошо.

– И потом мы должны встретиться с тобой и все хорошенько обсудить. Не хочу, чтобы ты был замешан в этой истории. Ведь ты знаешь, как у нас бывает. Ты и ни при чем, а попробуй потом это докажи! Я совершил ужасную ошибку, но я хочу поплатиться за нее один. Ни ты, ни тем более Юля или твоя дочь не должны пострадать!

Александр не возражал. Он не заметил коварства в словах своего друга и поэтому сказал:

– Извини, только к себе домой я тебя больше не приглашаю. Приходи на службу. Но учти: для себя я уже все решил.

– Я все понимаю. Об одном прошу, отпусти своего помощника – секретаря. Пусть наш разговор останется в тайне от всех.

Прослушки Христофор Бонифатьевич не опасался. Александр занимал не слишком видную должность, в его обязанности входили мелкие ревизионные рейды по воинским частям. Александр всю свою жизнь служил тихо. Он был хорошим исполнителем, но протекции, кроме Христофора Бонифатьевича, не имел. И особенного честолюбия тоже. И он никогда бы не дослужился до тех высот, какие впоследствии занял сам Христофор Бонифатьевич.

– Мы встретились. Сашка был очень взвинчен. Он открыто пригрозил мне, что если я не донесу на самого себя, это сделает он.

– И тогда вы его застрелили?

Христофор Бонифатьевич тяжело вздохнул. Та давняя история до сих пор не давала ему покоя. А Кира брякнула наугад. Она понятия не имела, как погиб отец Веры. Версий было несколько. Несчастный случай. Самоубийство. Или вот теперь… убийство.

Но Христофор Бонифатьевич не стал отрицать предъявленное ему обвинение. Он лишь сказал:

– Если бы вы только знали, как я жалел, что в свое время стал сотрудничать с тем господином с желтым чемоданчиком. Столько лет прятаться и таиться от всех, скрывать, не спать ночами в ожидании ареста и обыска, и вот теперь, уже под самый конец жизни, расплата все равно меня настигла!

– Вы убили своего друга! – прошептала пораженная Леся. – Вы… Да как вы только могли?

– Сашка не оставил мне шанса. Ни единого! Он меня вынудил!

Застрелить ничего не подозревающего друга оказалось очень простым делом. Никто не заподозрил Христофора Бонифатьевича в этом преступлении. Он умел тасовать факты таким образом, что начальство сочло случившееся самоубийством и при этом заподозрило Александра в чем-то нехорошем. Возможно, даже в попытке шпионажа.

– К счастью, они решили, что его довела Юля. Она могла довести кого угодно, так что все прошло гладко.

Вдова получила положенную ей по закону пенсию на себя и ребенка. А то, что сослуживцы мужа на похоронах странно на нее косились, Юля близко к сердцу не приняла. Она никогда не ценила простое человеческое общение, ее волновали только деньги, которые она могла получить.

– Конечно, Юля скорбела на похоронах. Но скорбела она не по Сашке, до которого ей никогда, в сущности, не было дела, а по тем деньгам, которые потеряла с его смертью.

Жить на пенсию существенно трудней, чем на целую зарплату, которую покладистый Александр приносил в дом всю до копеечки. Имелись также и подношения, которыми он не брезговал. Но теперь над Юлей взял шеф – ство сам Христофор Бонифатьевич. Частично из-за ощущения вины, а частично потому, что проклятые бумаги так и не были найдены после смерти Александра.

Адмирал даже со временем выхлопотал квартиру в том же доме, где жила Юля с дочкой.

– Проклятые бумаги, все эти годы они не давали мне покоя! Я никак не мог забыть о них!

После смерти Александра Христофор Бонифатьевич сделал так, что начальство заподозрило покойника в чем-то нехорошем. Ведь просто так офицеры самоубийством жизнь не кончают. И обыск был поручен Христофору Бонифатьевичу.