Медвежатник - Евгений Сухов

Голицын неловко пожал плечами, виновато улыбнувшись, а потом произнес:

— Всего и не упомнишь, может быть, так оно и было в действительности.

— Что вы можете мне поведать интересного, любезный?

— Хочу сказать, что в салонах витает слушок, будто бы Петр Гагарин изменил своей старой любовнице и сейчас увлекся балериной из императорского театра. Дважды его замечали в ее уборной с огромным букетом роз. Очевидно, он находится на пороге очередного бурного романа.

Григорий Васильевич невольно подавил в себе улыбку. Будет теперь о чем разговаривать с Анной Викторовной.

— Занятно, о чем еще говорят?

— Прошел слушок, что банкиры отказались от английских сейфов и наняли отечественного Левшу, который в две недели обещал смастерить им сейф не хуже немецких и американских. Ключа там как будто бы не будет.

— Интересно, как же будет открываться дверь?

— А дверь будет открываться путем нажатия нужных клавиш, которые будут встроены в замок.

— Любопытно, что еще нового слышно в свете?

— Каждый день князь Плещеев проигрывает в карты едва ли не десять тысяч рублей. Мне кажется, это более чем странно. Тем более всем известно, что небольшое именьице князя пришло в упадок. Одних только долгов у него почти на полмиллиона рублей.

— Разберемся, — пообещал Аристов, слегка наклонив голову.

Подобная расточительность князя для него не являлась секретом. Он прекрасно был осведомлен о том, что двадцатишестилетний Михаил Плещеев находился на содержании у мадам Трезубовой — хозяйки публичного дома на Остоженке. Трудно было сказать, какие чувства гнездились в душе у стареющей женщины и что она испытывала при виде своего молодого любовника. Но как бы там ни было, страсть мадам была нешуточной. Она едва не впадала в беспамятство, когда молодой князь перешагивал порог ее веселого заведения. Практически все деньги хозяйка тратила на содержание своего молодого обольстителя. Но бедная женщина даже не подозревала о том, что кроме нее он имеет еще трех любовниц и втихомолку посмеивается над подслеповатой мадам.

— Не так давно в светских салонах стал появляться господин Родионов. Кажется, его зовут Савелий Николаевич.

Аристов слегка напрягся и с интересом стал рассматривать небольшую родинку над правой бровью Голицына.

— Продолжайте!

— Некоторые моменты в его поведении мне показались странными. Он выдает себя за человека из высшего общества, но это не так.

— Что же вам не понравилось в его поведении? — улыбнулся Аристов. — Он что, хватает с тарелки мясо пальцами или, например, не умеет пользоваться рыбной вилкой? А может быть, во время обеда вытирает руки о край скатерти?

Голицын улыбнулся уголками губ. Так язвительно и в то же время очень любезно может уколоть неприятного собеседника только потомственный князь.

Аристов невольно поморщился.

— Ничего подобного не происходит, Григорий Васильевич. За столом он ведет себя подобающе. Я не замечал за ним дурных наклонностей — после первой рюмки клюквенной настойки он не пускается в пляс и не отбивает гопака так, что при этом начинают дрожать на столе приборы. Он искусен в тонкостях светского этикета, может быть, даже чересчур. И это первое, что мне не нравится в нем!

— Интересно!

— Савелий Николаевич Родионов выдает себя за столбового дворянина, но, смею вам заметить, всякий потомственный дворянин знает не только своих предков, но и чины, которые они занимали при российских государях, и с какими семействами они находятся в родстве.

— И что же такого необычного в нем?

— Разумеется, он представляет, что такое генеалогия, но при этом путает имена своих предков. Если он потомственный дворянин, то это весьма непростительный пробел в образовании.

— Продолжайте.

— Он как-то сказал, что находится в родстве с князьями Плещеевыми, но ничего такого нет и в помине, иначе бы я знал своего дальнего родственника. Дело в том, что моя прапрабабка была замужем за князем Александром Плещеевым. Для него это была честь, потому что, несмотря на древние корни, он находился в немилости у государя. Так вот у Плещеева была сестра Анастасия, и Родионов утверждал, будто его предок был женат на ней. Где-то я даже засомневался, а потом поднял кое-какие архивы и установил, что ничего такого не было. Я хочу сказать, что он совсем не тот человек, за которого выдает себя. Однажды я поинтересовался, кем служили его предки при Алексее Михайловиче Романове. И как вы думаете, что он мне ответил? Он сказал, что они были окольничими! Я не поленился и порылся в книгах. Действительно, в столбцах записан такой дворянский род Родионовых, но дело в том, что они никогда не поднимались выше стремянных и стольников. И об этом господин Родионов должен был знать.

— А может, он хотел придать своему роду значимость в глазах окружающих?

Голицын откровенно поморщился.

— В нашей среде подобные поступки не приняты. А потом, как это возможно сделать, если имеются соответствующие документы? — Голицын потер кончик носа пальцами и продолжал: — Еще он очень скрупулезно придерживается всех светских условностей, словно барышня, впервые пришедшая на бал. Я бы сказал, что в нем нет надлежащего шика, той шикарной небрежности, какая может присутствовать только у настоящих великосветских львов. Он напряжен, как будто бы опасается сделать глупость. Его манера больше напоминает поведение гимназиста, который выучил заданный стих и очень опасается сбиться с ритма. А еще его глаза — они мне не нравятся! — откровенно признался Голицын, поморщившись. — Взгляд светского человека не таков-с!

— И что же вам не нравится в его взгляде? — заинтересовался Аристов.

— В нем нет любезности, — просто объяснил князь. — Даже если он улыбается, то сквозь эту маску учтивости сверкают зубы хищника.

— Вот как?

— Неделю назад я наблюдал за шествием колодников, — продолжал делиться своими ощущениями князь Голицын. — Они шли через Малую Дмитровку по Садовой до Рогожской. Мне показалось, что выражение их глаз точно такое же, как у Родионова.

— Ну вы хватили, батенька! — всплеснул руками Григорий Васильевич. — Скоро вы начнете говорить, что он каждую ночь выходит на большую дорогу с топором за поясом. А ведь вы его почему-то недолюбливаете, — погрозил пальцем Аристов. — С чего бы это? Мне даже кажется это немного странным. Может быть, вы проиграли Савелию Родионову в карты и поэтому наговариваете на него напраслину?

— Помилуйте! — возмутился Голицын.

— Только не надо строить из себя невинность, милейший князь! — отмахнулся Григорий Васильевич. — Вы опять позабыли, какое ведомство я представляю. Мне доподлинно известно, что Савелий Родионов одолжил вам пятнадцать тысяч рублей. А не имеется ли в ваших словах какого-нибудь тайного умысла?

— Какой же, господин генерал?