Медвежатник - Евгений Сухов

— Сейчас я вам объясню: мы упрячем в кутузку господина Родионова, и вам не нужно будет отдавать долг.

— Господи!.. — вскричал Голицын, вскакивая со стула.

— Успокойтесь, не нужно быть таким мелочным, дорогой князь. Что для вас каких-то пятнадцать тысяч? Отдадите, а если он и в самом деле такой, каким вы его расписываете, он получит свое, можете не сомневаться, — примирительно заметил Григорий Васильевич.

Аристов поднялся, давая понять, что разговор подошел к завершению.

На предстоящий вечер у него были свои планы. Первое, что он сделает, покинув конспиративную квартиру, так это заглянет к Анне Викторовне. Вчера она обмолвилась о том, что намерена пригласить в свой салон четырех золотопромышленников. Аристов весьма неплохо знал этот народец. Едва прибыв в Москву, они швыряли деньги во все стороны, отдавая за бутылку шампанского по сто рублей. А если дорывались до карточных столов, то проигрывали деньги баулами, и Аристов не желал оставаться в стороне от общего праздника.

В ладонях ощущалось приятное жжение, и он был уверен, что проявившийся зуд к немалой удаче.

До предстоящей игры оставалось почти четыре часа. Вполне достаточно, чтобы придать усталому телу надлежащий вид. Лучше всего сходить в баню — ничто так благотворно не действует на организм, как раскаленный воздух. А если при этом истерзать тело еще березовым веником, то чувствуешь себя вдвое моложе. Очевидно, нечто подобное испытывает дитя, оставляя тесноватую материнскую утробу.

Григорий Васильевич ничего не имел против бани по-черному, когда печную сажу на шее следовало смывать ковшиком водицы. Частенько он заявлялся в баню инкогнито, сполна наслаждаясь предоставленной свободой. После жаркого пара можно было выпить пару бутылочек пива, в приятной прохладе потолковать с соседом, таким же голым и довольным жизнью дядькой. И никто из собеседников даже не мог предположить, что беседует с всесильным шефом уголовной полиции.

Аристов подошел к окну и, приоткрыв шторы, посмотрел вниз. Достаточно было всего лишь взгляда, чтобы понять: кучер Яшка Гурьев, любимец всех вдовых купчих, безнадежно пьян. Впрочем, это было его обычное состояние. Странно было другое: он повис на шее у лошади и пытался поцеловать ее в черные губы. Если хотя бы одна из покровительниц Яшки увидела столь впечатляющую картину, то наверняка крепко заревновала бы объект своего тайного обожания.

Григорий Васильевич надел строгий темно-серый костюм, прицепил на жилет карманные часы с золотой цепочкой. Два раза крутанулся перед зеркалом и понял, что в таком виде он очень похож на преуспевающего фабриканта, однако в своей внешности ничего менять не пожелал. Недовольно крякнул, подумав о том, что к подобающей внешности не помешало бы соответствующее жалованье да пару орденов на грудь, и, очень довольный собой, распахнул парадную дверь.

— Пьян, болван! — почти любовно пожурил генерал кучера. — Сказано же тебе было накануне, не ровен час, я и в баню могу наведаться. А ты, дурень, не внял моим нравоучениям. Может, тебя хлыстом проучить, как сивого мерина?

— Ваше высокоблагородие, помилуйте, Христа ради! — запротестовал Яшка, едва ворочая языком. — То не хмель, ваше высокоблагородие, то отрыжка после вчерашнего. Мне бы на свежем воздухе малость поваландаться, так я мигом в норму приду.

— Скотина ты безобразная, Яков Сергеевич, — душевно укорил Григорий Васильевич. — Да не дыши ты так на лошадь, а то и она вместе с тобой с копыт долой. А мне еще до бани добираться нужно, не ровен час, перевернешь повозку где-нибудь на дороге, мне такая шалость без надобности.

— Григорий Васильич, помилуйте! — взмолился кучер.

— Ладно, черт с тобой, — махнул генерал рукой. — Довезешь меня до бани, — произнес он, удобно располагаясь в экипаже, — а там езжай к себе да проспись как следует. Ты мне часа через три будешь нужен. Сегодня прием у княгини Гагариной.

— В сей же миг домчу, Григорий Васильевич. Вы и ахнуть не успеете, как я у баньки буду.

— И еще одна просьба, любезнейший, — ты уж больно не ори, когда к бане подъедешь. Все-таки не в департамент еду, а в баню, а стало быть, я лицо частное.

— Сделаю все в лучшем виде, — пообещал Яшка и, пьяно икнув, тотчас позабыл про свое обещание и заорал, будоража сочным басом округу: — Расступись, окаянные, ваше высокоблагородие ехать изволит!

— Тьфу ты! — сплюнул Аристов, но одергивать кучера не стал.

Лошадки лихо пронеслись от Москворецкого моста до Яузы, затем промчались по Котельнической и Новоспасской набережным и, взбивая песчаную пыль над булыжной мостовой, свернули в сторону дворянских бань.

Аристов чертыхнулся, подумав, что из-за пьяного кучера ему придется не только волочить свой небольшой чемоданчик с чистым бельишком, но еще и приглядывать за вещичками в помещении бани.

Хозяином дворянских бань на Новоспасской набережной был малоулыбчивый хроменький мужчина пятидесяти лет с редкой фамилией Охабень. Поговаривали, что лет двадцать назад он возглавлял бригаду банных воров, и хозяева бань, дабы не ссориться с могущественным синдикатом, платили им откупную. Через несколько лет он сумел сколотить себе небольшое состояние и выкупил бани.

Охабень считался одним из самых удачливых хозяев. В его банях кроме должной опрятности наличествовал порядок — молодые половые кланялись каждому вошедшему, как если бы он их радовал рублевыми чаевыми.

Здесь кроме обычных мочал можно было купить сменное белье, приобрести двадцать сортов веников. Особым спросом пользовались дубовые. Ветки для них собирали в Ярославской губернии, в определенных дубравах, еще в языческие времена считавшихся священными. Может, оттого они были особенно ядреными, что об их чистоте заботились древнерусские волхвы, а могучие стволы помнили теплоту их старческих ладоней.

Банщики здесь тоже были отменные. И, как правило, из потомственных. Посетители бань свято верили в то, что одним помахиванием веничка можно вытравить из недужного человека любую хворь. Рассказывали, что у каждого потомственного банщика были свои секреты, которые он оберегал так же свято, как банкир вложенный рубль. От семейных секретов зависел заработок, и поэтому к некоторым банщикам попасть было так же сложно, как на прием к премьер-министру, а жаждущих клиентов они заносили в особую книгу.

Аристов сошел с экипажа. Сморкнулся в платок и подумал о том, что крепкая мыленка вытеснит из него накопившуюся усталость.

— Да что же это, братцы, делается! — услышал Аристов пронзительный голос. — У меня, коллежского советника, стибрили номерок!

У самого входа, размахивая длинными руками, отбивался от половых тощий мужчина. Двое половых, с красными физиономиями от усердия, шаг за шагом выжимали его из помещения. Он яростно сопротивлялся, грозил полицией и вопил о том, что распивает водку с самим господином Аристовым, и если ему незамедлительно не вернут костюм, так он нагонит в баню жандармов, а хозяину заведения весь оставшийся век придется провести на каторжных работах.