Осенний призрак - Монс Каллентофт

— Заходи! — скомандовал Харри, попрощавшись с ней. Он проследил, чтобы она вошла в подъезд.

Малин закрыла за собой дверь, но не стала подниматься в квартиру. Стояла и слушала голосовые сообщения на мобильном. Одно было от Туве. «Как они там с Янне? — подумала Малин. — Вот уже неделя как я не виделась с ними».

Она позвонила начальнице Дальстрёма в дом престарелых, и та обеспечила ему алиби: порывшись в бумагах, подтвердила, что он работал в ночь убийства.

Малин убрала мобильный и вышла на улицу. Вывеска паба горела теплым, уютным светом, обещающим покой. Форс все еще страдала от вчерашнего похмелья, но теперь к плохому самочувствию добавилась тоска по любимым людям, грусть, отчаяние, и Малин захотелось войти в паб.

Но тут раздался звонок. Папин номер.

— Привет, папа.

— Привет, ты уже дома?

— Да, я уже вернулась. Работала и вчера, и сегодня.

— Ты понимаешь, что мама спрашивала, куда ты подевалась?

— Ты ей объяснил?

— Я сказал, что тебе позвонили с работы и ты была вынуждена срочно уехать в аэропорт.

Ложь.

И тайна.

Они всегда рядом, как две сестры.

— Как там Туве?

— С ней все в порядке. Она ждет меня в квартире, а я сейчас стою на улице. На ужин мы приготовим бутерброды с вареными яйцами.

— Передавай ей привет.

— Хорошо, я увижу ее через несколько минут. Извини, мне кто-то звонит. Пока.

Малин входит и подъезд, поднимается по лестнице и вставляет ключ в замочную скважину. Открывает дверь.

На полу почта, рекламные проспекты и под ними белый конверт формата А4 с ее фамилией и именем, выведенными аккуратным почерком синими чернилами. Без штемпеля.

Малин подбирает почту, проходит на кухню и бросает рекламные проспекты на стол. Потом ножом вскрывает конверт и вытаскивает его содержимое. В нем много фотографий. Разглядывая черно-белые снимки, Малин чувствует, как ее начинает знобить от ужаса, это чувство постепенно сменяется злобой, переходящей в страх.

Папа возле своего дома на Тенерифе.

Нечеткий силуэт мамы на балконе.

А вот они оба с тележкой проходят между рядами продовольственных товаров в супермаркете.

Папа на пляже. Папа играет в гольф.

А вот спокойная, ни о чем не подозревающая мама за столиком уличного кафе с бокалом белого вина в руке.

Эти снимки похожи на кадры фильма, снятого камерой «супер-восемь». Кто-то шпионил, отслеживал, фотографировал, а потом послал ей этот конверт в качестве предупреждения.

Еще одно входящее сообщение.

«Гольдман, — думает Малин. — Чертова свинья».

Свен Шёман откидывается на спинку кожаного кресла цвета красного вина в гостиной своего дома и перебирает фотографии, лежащие на кафельном журнальном столике. Напольные часы в углу только что пробили восемь. Механизм, смонтированный руками Свена, работает безупречно. На полу самодельный тряпичный коврик, на нем горшки с комнатными растениями размером с небольшие деревца, заслоняющими вид из окна в темный сад. Шёман переводит взгляд на Малин, сидящую в кресле напротив него. Он пригласил ее к себе, как только она позвонила.

Свен смотрит на снимки, осторожно трогая их пинцетом.

— Он хотел напугать тебя, Форс, только и всего.

— А что, если они снова доберутся до Туве? — Глаза Малин наполняются ужасом.

— Успокойся, Малин, успокойся.

— Не дай бог всему этому повториться!

— Подумай, кто может стоять за всем этим?

Малин делает глубокий вдох. Еще в машине она пыталась отогнать страх и собраться с мыслями.

— Гольдман. — Это имя пришло ей в голову сразу после того, как она вскрыла конверт.

Свен кивает.

— Разумеется, — говорит он, — нам надо держать ухо востро. Однако я не думаю, что тебе угрожает серьезная опасность. Скорее всего, Гольдман снова решил поиграть в свою любимую игру.

— Ты действительно так думаешь?

— Что же это может быть еще? Это Гольдман. Он играет с нами, ему доставляет удовольствие пугать тебя. Ведь все фотографии сделаны на Тенерифе.

— Но зачем?

— Ты ведь встречалась с ним, Малин; что ты сама думаешь?

Слушая барабанную дробь дождевых капель о крышу, Форс представляет себе Йохена Гольдмана возле бассейна на фоне синего неба и моря, потом на берегу и вспоминает, как он заигрывал с нею.

— Я думаю, ему просто скучно, — отвечает она, — вот он и решил поиграть мускулами.

Свен кивает.

— Если в том, что о нем говорят, есть хоть сотая доля правды, мы должны быть осторожны. Не расслабляйся.

— Но что мы можем сделать?

— Отошлем фотографии Карин Юханнисон. Она посмотрит отпечатки пальцев и обследует снимки. Хотя я сомневаюсь, что она найдет там что-нибудь интересное… — Свен замолкает, задумавшись, а потом задает следующий вопрос: — А кто-нибудь другой это может быть, как ты думаешь?

Еще в машине Малин думала об этих снимках. Разумеется, за время работы она многим становилась поперек дороги, но ей не приходило в голову, кто же именно мог таким образом угрожать ей.

Какой-нибудь убийца? Насильник? Грабитель? Банда хулиганов-байкеров? Вряд ли.

Может, какой-нибудь преступник только что вышел на волю и теперь вынашивает планы мести? Надо проверить.

— Ничего другого мне не приходит в голову, — говорит она Свену. — Но не мешает проверить, не освободился ли кто-нибудь из моих старых подопечных.

— Мы обязательно проверим, — обещает Шёман.

На пороге комнаты появляется его жена.

— Не хотите ли чашечку чаю? — спрашивает она Малин, поздоровавшись. — Вы, похоже, замерзли.

— Спасибо, нет, — отвечает Форс. — От чая я плохо сплю.

Свен ухмыляется, и жена смотрит на него с удивлением.

— Так, ничего, — он машет рукой, и Малин улыбается, реагируя на только им двоим понятную шутку.

— А я охотно выпью чашечку, — обращается Свен к жене, и та исчезает на кухне.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Шёман свою подчиненную, когда они остаются вдвоем.

Его голос звучит тепло, с искренним участием, и у Малин светлеет на душе.

— Вчера было очень тяжело. Мне ужасно стыдно перед всеми вами.

— Я должен кое-что предпринять, ты знаешь.

— Что именно? — Малин встает и наклоняется к нему через стол. — Что именно, Свен? — повторяет она. — Послать меня в какой-нибудь реабилитационный центр?