Куприн. Возмутитель спокойствия - Виктория Миленко

Участь казармы была предрешена. Необходим был толчок, искра, удар по кнопке, и се разрушалось, разрывалось, летело на воздух — к чертовой матери!

Я утверждаю, что этот толчок был дан гражданином Куприным! Я утверждаю, что роковую кнопку взрывателя нажал он же и ничем иным как своей книгой — повестью “Поединок”.

Я обвиняю гражданина Куприна в совершении февральского переворота! (Красная колокольня. 1918. № 1. 4 августа.)

ГРАЖДАНИН КУПРИН, ВЫ — УБИЙЦА!

Товарищи-судьи! Одной из первых проникших в казарму книг и наиболее жадно и страстно читаемой являлась книга гражданина Куприна, повесть “Поединок”.

Это я видел в Александрове в 1916 году и в г. Старая Русса — весною прошлого.

В книге 304 страницы — сплошь залитых горячей, человеческой, офицерской кровью!

Гражданин Куприн, вы — убийца!

С тою же слепой беспощадностью, с тем же преступным нежеланием проникнуть в темную, смятенную, опаленную знойным революционным вихрем живую человеческую душу, с каким вы швыряли в лицо невольных виновников гибели старого офицерства ваше великолепное:

— Убийцы!!

С тою же слепой беспощадностью я швыряю в лицо и вам:

— Гражданин Куприн, вы — убийца!

Больше!

— Гражданин Куприн, вы — сознательный убийца!

— Гражданин Куприн, пойдите и вымойтесь! На ваших руках — живая человеческая кровь!

Кто мне дает право разить столь беспощадно? Мне дает это право переживаемая нами эпоха!

Гражданин Куприн сам вырыл себе могилу!

ГРАЖДАНИН КУПРИН, Я ТРЕБУЮ ВАШЕЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ СМЕРТИ

В конце концов революция придет к гильотине. Это неминуемо, через это не перешагнешь.

И я, словесно гильотинирующий гражданина Куприна, являюсь лишь первой ласточкой; первым, на ¾ полубессознательным выполнителем державной воли истории.

Я требую, чтобы здесь, в Красном Трибунале, драгоценная, но грешная голова гражданина Куприна скатилась с его плеч.

Я требую — его смерти! Литературной смерти!!

Но, как никто другой высоко оценивая его талант, его необычайные творческие силы и способности. Но — памятуя о его прошлых заслугах: честности, любви к народу и правде; создании: “Молоха”, “Поединка” и пр. Но — обвиняя его в совершении февральского переворота и деятельном участии в октябрьском... Принимая во внимание все это, я говорю:

Гражданин Куприн! Вы, швырнувший в полуободранные, полусварившиеся, кровавые и опаленные лица великомучеников революции ваше зверское динамитное: “убийцы”, вы в этих убийствах, кровавых офицерских банях и Варфоломеевских ночах, повинны в гораздо большей степени, нежели те, кто их совершали!!

Вы — ответственны за все это!! Вы породили это! Вы — идейный руководитель, вдохновитель и творец всех этих ужасов!

Я говорю:

Все, сколько их ни есть, офицерские вдовы должны взять за руки своих несчастных, осиротевших — благодаря вам — детей, подвести их к окнам вашего жилища и сказать:

— Здесь живет убийца твоего папы. Его имя — Куприн. Помни и никогда не забывай!

Все, сколько их ни на есть, дряхлые, старые, слепые, выплакавшие свои глаза и разодравшие свое сердце офицерские матери должны собраться под окна вашего жилища и страшной (страшнее ее ничего нет на свете!) материнскою клятвою проклясть вас!

Все, сколько их ни на есть, офицерские старики-отцы должны собраться под окна вашего жилища, никогда не расходясь; куда бы вы ни пошли, сопровождать вас; и — молчать! молчать с невыразимо горящими глазами! Такие глаза — не забываются! Такие глаза будут сопровождать вас всюду. Сниться вам. Мерещиться вам в темноте и уюте ваших покоев!

Нет во всем мире пытки, равной этой!!

Я беспощаден. Я продолжаю:

— Офицерские трупы, переполняющие Севастопольскую бухту и иные бухты! Там, под водой, по воле течения, лениво качающиеся, жестикулирующие, живущие после смерти, с выеденными раками глазами и тяжелыми, чугунными ядрами на ногах! Эти трупы должны собраться под окна вашего жилища, проникнуть в вашу опочивальню, в ваш кабинет и ни на минуту не оставлять вас — до самой вашей смерти!

Я беспощаден!

Осенью прошлого года я прочитал в проклятом “Вечернем времени” эпизод красной Гельсингфоргской бани:

Офицера-отца волокли на смерть, а сзади, цепляясь за руку отца и вопя, в тисках невыразимой детской муки, в зное сверхчеловеческого детского смертного отчаяния, бежал маленький мальчик в матросской куртке:

— Оставьте моего папу! Пощадите моего папу!!

Матросам-большевикам (проклятое “Вечернее время” подчеркнуло это!) надоели детские вопли и они отрубили руку офицера-отца!!

Маленький мальчик с размаху упал на землю, сжимая в сладких детских пальчиках уже мертвые пальцы отрубленной папиной руки!

Я поэт и я — упал в обморок! Я отец, и я проклял большевиков!

Сослепу, ничего не видя и ничего не слыша, с глазами, налитыми кровью, ревущей душой и трепещущим в невыразимом пламени сердцем я начал травить большевиков. Я бросился к главным цитаделям врагов народа и воли, во все эти “Бичи”, “Сатириконы”, “Дни”, “Часы” и прочее и начал оттуда стрельбу! Целых три месяца потребовалось для того, чтобы я очнулся и понял настоящую правду!

Гражданин Куприн, я палач-смертник трудовой красной коммуны, поэт и отец, я швыряю вам в ваше лицо:

— Эту руку отрубили — вы!

Я гильотинирую ваше сознание, испепеляю ваш мозг, ставлю вас на острую грань возможности мгновенного умопомешательства:

— Гражданин Куприн, пусть эта мертвая, отрубленная рука однажды ночью вопьется вам в горло своими ледяными, полуразложившимися пальцами и — задушит вас!!

Это все — если вы печатно не откажетесь от вашего несправедливого обвинения. Не покаетесь. Не сходите крестным путем на Голгофу!

Обвинение тяготит над вами, но оно немедленно будет снято, как только вы одумаетесь, прозреете, поймете свою великую вину. (Красная колокольня. 1918. № 2. 11 августа.)

...судья замечает, что обвиняемый даже не может ответить, потому что закрыты все газеты. На что прокурор Князев говорит:

«Во-первых, он может ответить брошюркой-книжкой. Во-вторых, буде он того пожелает, — вышка “Красной колокольни” к его услугам. Ответить же он должен, ибо обвинения, выдвинутые против него, серьезны, обоснованны и как таковые требуют ответа. Он должен ответить, если он честен. А он — честен.

Судья:

...еще я не могу понять, как это случилось: Куприн жил в Петрограде, а офицеры были убиты на Малаховом кургане и утоплены в Черном море. Разъясните, пожалуйста.