Столпы земли - Кен Фоллетт

Монах, шедший во главе процессии, огромным железным ключом отпер дверь церкви, и вереница черных фигур проследовала внутрь. Никто не обернулся, никто не взглянул в сторону Джека. Похоже, большинство из них пребывало в полусне. Дверь церкви осталась открытой.

Ноги Джека так ослабли, что он был не в состоянии сдвинуться с места.

«Я мог бы войти, — подумал он. — Я не должен ничего делать, когда буду в церкви. Просто посмотрю, можно ли забраться наверх. Я вовсе не собираюсь устраивать пожар. Только посмотрю и все».

Он глубоко вздохнул, затем вышел из-под арки и перебежал через лужайку. Возле открытой двери он помедлил и заглянул внутрь. На алтаре и на хорах, где расположились монахи, горели свечи, но их свет выхватывал из пустоты очень незначительное пространство, оставляя стены и боковые проходы погруженными во мрак. Около алтаря один из монахов делал что-то странное, а другие время от времени монотонно бубнили какие-то непонятные фразы. Джеку казалось невероятным, что люди должны вылезать из своих теплых кроватей в середине ночи и заниматься подобными вещами.

Он проскользнул в дверь и встал возле стены.

Он был внутри. Темнота скрывала его. Однако оставаться здесь было нельзя, в противном случае на обратном пути монахи увидели бы его. Бочком-бочком он продвинулся дальше. Колеблющиеся огоньки свечей отбрасывали дрожащие тени. Стоявший возле алтаря монах мог бы увидеть Джека, если бы поднял глаза, но он, казалось, был полностью поглощен своим занятием. Джек быстро перебегал от одной могучей колонны к другой, делая остановки между перебежками, чтобы его продвижение было таким же хаотичным, как и беспорядочно мечущиеся тени. По мере того как он приближался к центру собора, свет становился все ярче, и он испугался, что проводящий службу монах вдруг оторвется от своей книги, увидит постороннего, бросится к нему, схватит за шкирку и…

Джек добрался до угла и благополучно завернул в более темный неф.

Он постоял немного, чувствуя, как спадает волнение. Затем стал отходить по боковому проходу в западную часть церкви, по-прежнему время от времени делая остановки, как если бы он выслеживал оленя. Добравшись наконец до самого дальнего и самого темного конца церкви, он сел на цоколь колонны и стал ждать, когда закончится служба.

Опустив голову на грудь и укутавшись в плащ, он пытался согреть себя собственным дыханием. За последние две недели жизнь Джека так сильно изменилась, что ему казалось, будто прошли годы с тех пор, как он безмятежно жил в лесу со своей мамой. Он понимал, что больше ему уже никогда не будет покоя. Теперь, когда он познал голод, холод, опасности и отчаяние, он всегда будет бояться их.

Джек выглянул из-за колонны. Над алтарем, где горели самые яркие свечи, он мог различить высокий деревянный потолок. Ему было известно, что новые церкви имели каменные своды, но Кингсбриджский собор был старым. Этот деревянный потолок, наверное, будет хорошо гореть.

«Нет, я не сделаю этого», — подумал он.

А Том был бы так счастлив, если бы сгорел собор… Джек не мог с уверенностью сказать, что ему нравится Том — он был слишком грубым и своенравным. Джек же привык к более мягкому обращению матери. Но Том внушал ему уважение и даже благоговение. Все остальные мужчины, которых Джеку доводилось встречать, были разбойниками, опасными и жестокими людьми, уважавшими только силу и коварство, людьми, для которых высшим достижением было всадить человеку из-за угла нож в спину. Том был совершенно другим — гордым и бесстрашным, даже тогда, когда у него не было оружия. Джек никогда не забудет, как смело Том встал на пути Уильяма Хамлея, когда тот предлагал продать маму за фунт. Но что больше всего поразило Джека, так это то, что лорд Уильям испугался. Потом он признался своей матери, что и представить себе не мог, что бывают такие смелые люди, как Том, а она сказала: «Вот потому-то мы и ушли из леса. Тебе нужен мужчина, которого бы ты уважал».

Ее замечание озадачило Джека, но, честно говоря, он хотел бы совершить нечто такое, что произвело бы на Тома впечатление. Хотя, конечно, поджечь собор — это не совсем то. И лучше, если об этом никто не узнает, по крайней мере, в течение многих лет. Но, может быть, придет день, и Джек скажет Тому: «Помнишь ту ночь, когда сгорел Кингсбриджский собор и приор нанял тебя отстраивать его, а мы все наконец получили еду и крышу над головой? Так вот, я хочу рассказать тебе кое-что о том, как начался пожар…» Какой же это будет чудесный момент!

«Но я не смею сделать это», — подумал он.

Пение прекратилось, и монахи, шаркая ногами, покинули свои места. Служба закончилась. Джек, притаившись, ждал, пока они гуськом выходили из церкви.

Уходя, они задули все свечи, кроме той, что горела на алтаре. Дверь захлопнулась. Джек еще немного подождал, прислушиваясь, не остался ли кто, потом вышел из-за колонны.

Он направился к алтарю. Непривычно и странно было находиться одному в этом огромном, холодном и пустом здании. Джек подумал, что, должно быть, так чувствуют себя мыши, когда разгуливают по пустому дому. Подойдя к алтарю, он взял толстую, яркую свечу, и от этого ему сразу стало уютнее.

Со свечой в руках он принялся изучать церковь. Возле угла, где к нефу примыкал южный трансепт, — в том самом месте, где он больше всего боялся, что его увидит стоявший у алтаря монах, — в стене была дверь, запиравшаяся на простую задвижку. Он отодвинул задвижку. Дверь открылась.

Свеча осветила винтовую лестницу, такую узкую, что толстый человек просто не смог бы протиснуться по ней, и такую низкую, что Тому пришлось бы согнуться пополам. Джек начал подниматься по ступенькам.

Он вынырнул на узенькую галерею. По одну ее сторону ряд небольших арок смотрел в пустоту темного нефа. С верхушек этих арок отлого спускался потолок, упираясь в другую сторону галереи. Пол здесь был не ровным, а выпуклым, с углублением в обе стороны. Джеку потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, где он находится. Он был над южным боковым приделом нефа. Сводчатый потолок этого придела как раз и являлся полом, на котором сейчас стоял Джек. Если посмотреть на церковь со стороны, то можно было увидеть, что боковой придел имеет покатую крышу — она-то и была тем отлогим потолком, под которым очутился Джек. Но поскольку боковой придел был гораздо ниже нефа, до главной крыши здания было еще далеко.

Он пошел вдоль по галерее к западу. Сейчас, когда монахи ушли и он больше не боялся, что его поймают, Джек испытывал настоящий восторг. Он чувствовал себя так, словно забрался на дерево и обнаружил, что вершины всех соседних деревьев, скрытые от посторонних глаз нижними ветками, соединены между собой, образуя высоко над землей совершенно иной, таинственный мир.

В конце галереи он увидел маленькую дверцу и, войдя в нее, оказался внутри юго-западной башни, той самой, которая осталась целой. Это место явно не предназначалось для посещения, ибо все здесь было сделано кое-как, а вместо пола виднелись голые балки с широкими щелями между ними. Однако вдоль внутренней стороны стены поднималась деревянная лестница без перил. Джек пошел наверх.