Столпы земли - Кен Фоллетт

«Будь я на месте Тома, — размышлял он, — я бы сам поджег церковь. Я бы тихонько встал, пока все спят, и, прошмыгнув в церковь, запалил бы там огонек, а потом, пока он будет разгораться, проскользнул бы обратно и притворился спящим, когда поднимут тревогу. А когда все начнут заливать пламя водой, как это делали во время пожара в замке графа Бартоломео, я бы присоединился к ним, якобы желая помочь поскорее потушить огонь».

Альфред и Марта крепко спали — Джек слышал их ровное дыхание. Том и Эллен сначала занимались тем, чем они обычно занимались под плащом Тома, а затем тоже заснули. Судя по всему, идти поджигать собор Том не собирался.

Но на что же тогда он рассчитывал? Или они будут бродить по дорогам, пока не помрут с голоду?

Джек слышал, как все четверо медленно и ровно дышали, что указывало на их крепкий и безмятежный сон. И тут его осенило, что он и сам может поджечь собор.

При этой мысли сердце Джека заколотилось от страха.

Встать ему надо очень тихо. Чтобы было теплее, да и для безопасности, дверь дома была закрыта на задвижку, но, возможно, ему удастся открыть ее и выскользнуть на улицу, не разбудив никого. Двери церкви могут быть и закрыты, но наверняка найдется какой-нибудь лаз, достаточный для того, чтобы в него протиснулся ребенок.

Только бы пробраться внутрь, а там уже Джек сможет добраться до крыши. За последние две недели он многое узнал, ведь Том все время только и рассказывал Альфреду о том, как строятся дома, и хотя Альфреду все это было неинтересно, зато Джек слушал, затаив дыхание. Среди прочего он выяснил, что во всех больших церквах имеются встроенные в стены лестницы, для того чтобы во время ремонта можно было легко пробраться в верхнюю часть здания. Вот по такой лестнице он и залезет под крышу.

Он сел, прислушиваясь, как в темноте дышат спящие. Он различил хриплое дыхание Тома, вызванное (так сказала ему мать) тем, что он годами вдыхал каменную пыль. Альфред захрапел было, но перевернулся на другой бок и затих.

Устроив пожар, Джеку надо будет быстро вернуться в дом для приезжих. А что сделают монахи, если поймают его? В Ширинге он видел связанного мальчика его возраста, которого пороли за то, что тот украл из лавки кусок сахара. Мальчик ужасно визжал, а упругий хлыст оставлял на его попке кровавые следы. Это было даже страшнее, чем когда рыцари убивали друг друга во время битвы в Ерлскастле, и вид истекающего кровью мальчика потом долго преследовал Джека. Его ужасала мысль, что такое могло случиться и с ним.

«Если я сделаю это, — подумал он, — я никогда никому не расскажу».

Он снова лег, закутался в плащ и закрыл глаза.

Он лежал и гадал, закрыта дверь церкви или нет. Если закрыта, он сможет забраться в окно. Никто его не увидит, если он пойдет к собору с севера. Опочивальня монахов была с южной стороны, скрытая галереей, а на северной стороне не было ничего, кроме кладбища.

Он решил сначала пойти и посмотреть, возможно ли это.

Сено захрустело под его ногами. Он снова прислушался к дыханию спящих. Все было тихо: даже мыши перестали копошиться. Он сделал еще шаг и снова прислушался. Никто не проснулся. Потеряв терпение, он быстро сделал три шага по направлению к двери. Когда он остановился, мыши, решив, что больше нечего бояться, снова принялись скрестись, а люди продолжали спать.

Кончиками пальцев он дотронулся до двери, затем опустил руки на засов. Это был дубовый брус, лежавший на паре скоб. Джек ухватил его снизу и приподнял. Брус оказался тяжелее, чем он ожидал. Он снова опустил его. Брус с грохотом лег на скобы. Джек застыл, весь превратившись в слух. Хриплое дыхание Тома прервалось. «Что я скажу, если меня поймают? — растерянно думал Джек. — Я скажу, что хотел выйти… хотел выйти… Знаю. Я скажу, что хотел выйти пописать». Придумав отговорку, он облегченно вздохнул. Том заворочался. Джек ждал, когда раздастся его глубокий, хриплый голос, но так и не дождался: дыхание Тома снова стало ровным.

Дверная щель отливала серебряным светом. «Должно быть, луна», — смекнул Джек. Он опять взялся за брус, глубоко вдохнул и попытался его поднять. Теперь он уже знал его вес. Приподняв, он потянул засов на себя, но скобы не пускали. Джек поднатужился, поднял брус еще на дюйм и наконец освободил его. Затем он прижал его к груди, чтобы несколько ослабить напряжение рук, и начал медленно опускаться — сначала на одно колено, потом на другое. Положив брус на пол, он на минуту замер, стараясь успокоить дыхание. Боль в руках ослабла. В темноте слышалось только равномерное посапывание спящих.

Джек осторожно приоткрыл дверь. Скрипнула железная петля, и в щель ворвался поток холодного воздуха. Он поежился. Плотнее запахнув плащ, он выскользнул на улицу и прикрыл за собой дверь.

На тревожном небе сквозь рваные тучи проглядывала луна. Дул холодный ветер. Джеку захотелось вернуться в тепло дома. Неясные очертания громадной церкви с ее разрушенной башней поднимались над остальным и постройками монастыря, чернея и серебрясь в лунном свете; мощные стены и крохотные окна делали ее похожей на замок. Она была отвратительна.

Кругом ни души. Только в деревне, за монастырскими стенами, несколько крестьян еще засиделись у камелька за кружкой пива, да их жены — за рукоделием при свечах, но здесь ничто не нарушало ночного покоя. Джек в нерешительности стоял и смотрел на церковь, а она, мрачно насупившись, смотрела на него, словно догадываясь о том, что было у него на уме. Передернув плечами, он стряхнул страх и пошел через лужайку к западному фасаду.

Дверь оказалась закрытой.

Он зашел за угол, на северную сторону, и взглянул на окна собора. Нередко, чтобы внутрь не проникал холод, окна церквей затягивали полупрозрачными холстами, но здесь, похоже, этого не делали. Их размеры были достаточны для того, чтобы Джек смог пролезть, но располагались они слишком высоко. Он потрогал пальцами каменную кладку, пощупал трещины, из которых давно уже осыпался строительный раствор, однако они были чересчур малы, чтобы зацепиться за них. Нужно было найти что-то вроде лестницы.

Он хотел было притащить камни, что лежали у разрушенной башни, и соорудить из них импровизированные ступени, но уцелевшие блоки оказались неподъемными, а из бесформенных осколков лестница не получится. Джека не оставляло ощущение, что днем ему на глаза попадалось нечто такое, что идеально подошло бы для этой цели, и он изо всех сил старался вспомнить. Он чувствовал, что это «нечто» было где-то совсем рядом и просто ускользало из памяти. Но тут он взглянул через залитое лунным светом кладбище на конюшню, и его осенило: то, что он искал, было небольшой деревянной подставкой, состоявшей из двух ступенек и использовавшейся для посадки на высоких лошадей. Джек видел, как, расчесывая конскую гриву, на ней стоял один из монахов.

Он направился к конюшне. Вполне возможно, что подставку и не убирали на ночь, ибо никакой ценности она не представляла. Он шел тихо, но лошади все равно почуяли его, и одна-две обеспокоенно захрапели и зафыркали. Испугавшись, он остановился. Не исключено, что в конюшне спит конюх. С минуту Джек стоял неподвижно, вслушиваясь в темноту, но никаких звуков, которые свидетельствовали бы о присутствии человека, не было, да и лошади в конце концов успокоились.