Лидер с планеты Земля - Владимир Тимофеев

— Экселенц, — прервал молчание императорский воспитатель. — Если вы не против, я бы хотел, чтобы вы передали экселенсе Анцилле вот это.

Он положил на небольшой столик кристалл-накопитель и вновь отошёл к стене.

Я взял накопитель, взглянул на полоску памяти. Кристалл был заполнен примерно наполовину. А ещё у этого типа кристаллов имелась функция предварительного просмотра.

— Можете посмотреть-проверить. Там только то, что я записал по просьбе уважаемой экселенсы.

Немного подумав, я последовал совету регентского помощника.

Имеющиеся на накопителе видеозаписи даже при беглом просмотре могли запросто уничтожить карьеру многих высокопоставленных имперских чиновников, а регента вообще утопить. Причём, в самом прямом смысле этого слова. Или повесить. Зависит только от желаний суда и общественности.

Закончив просмотр, я глянул на воспитателя

— Зачем ты это записывал?

Гильермо вздохнул.

— Понимаете, экселенц… Я всю свою жизнь верой и правдой служил дому Галья́. Но кроме него я служил ещё и Империи. Поэтому когда герцог Дарий… ну, в общем, вы сами всё видели. Я не мог нарушить присягу, данную нашей державе и императору, как не мог нарушить и клятву, данную великому дому. Единственное, что я мог — это негласно помогать герцогине Анцилле, потому что она тоже стала Галья́, но при этом осталась верной имперскому духу и имперским законам.

— А сама-то она хоть что-нибудь знает о твоей помощи? — усмехнулся я, опустив бластер. Верить или не верить в сказанное — такой вопрос не стоял. Вопрос заключался в том, что теперь со всем этим делать?

— Да, экселенц, — твёрдо ответил Гильермо. — Вы можете сами спросить это у экселенсы, когда вернётесь.

— А ты? Сам ты не хочешь ей всё рассказать и лично отдать кристалл?

— Не имею такой возможности, экселенц, — покачал головой бывший помощник бывшего регента. — Во-первых, прямо сейчас вы меня отсюда не выпустите. Просто по соображениям безопасности…

Я мысленно хмыкнул. Он был абсолютно прав. Выпускать его отсюда «до выяснения» и вправду не стоило…

—…а во-вторых, экселенса будет не слишком довольна, если я вдруг публично признаюсь в службе на два дома сразу. Пусть это даже шло на пользу Империи.

— Поясни, почему.

— Всё очень просто. Если я это сделаю, моя репутация рухнет на самое дно. Пусть даже у дома Галья́ будет новый хозяин, места там мне уже не найдётся, как не найдётся нигде. Никто не рискнёт взять на службу того, кто предал своего повелителя, даже исходя из лучших побуждений и на благо Империи. Но если об этом никто, кроме экселенсы и вас, не узнает, моё положение в доме останется прежним. А иметь своего доверенного или просто лояльного человека в доме Галья́ для экселенсы Анциллы будет весьма полезно. Даже в том случае, если я не стану действовать против интересов своего дома в пользу других.

Высказавшись, он указал на спящего в кровати ребёнка:

— Мне его разбудить или сами?

— Буди.

Гильермо подошёл к кровати и, чуть наклонившись, проговорил:

— Талвий, пора. Просыпайся.

Пацан засопел, нехотя потянулся и приоткрыл глаза.

— Тебе пора к маме, — продолжил Гильермо.

— Мама? Где мама? — парнишка, всё ещё сонный, сел на кровати, протёр руками глаза и обвёл осоловелым взглядом детскую комнату.

Я невольно улыбнулся:

— Твоя мама приехала. Она наверху и очень тебя ждёт.

— Наверху? Где наверху? — поднял голову Талвий.

— Хочешь её увидеть?

— Да.

— Тогда пойдём. Я тебя к ней отведу.

— А… — мальчик повернулся к Гильермо.

— Это хороший друг твоей мамы, — быстро ответил тот. — Не бойся его.

— Я не боюсь.

— Ну, вот и отлично, — вмешался я в диалог. — Меня, кстати, зовут Дир. А тебя?

— Талвий.

— Молодец. А теперь давай поскорей одевайся, и пойдём к маме. Она тебя очень ждёт…

От того, чтобы его несли, пацан категорически отказался.

Сам взял меня за руку и сказал: «Пойдём».

Идти, впрочем, никуда не понадобилось. Обратный портал я организовал прямо из «детской». Только опустил его чуть пониже, чтобы Талвию не пришлось перешагивать.

В зал для ристалищ мы вышли практически там же, откуда я входил в бункер — из прислонённой к столбу двери. За тот десяток минут, пока я отсутствовал, возле арены много что изменилось.

Во-первых, Анцилла отключила АЭП, и закованные в энергоброню десантники и гвардейцы получили свободу действий. Однако сражаться друг с другом не стали. Скорее, наоборот — объединились и побратались. Смешались в один общий строй и убрали оружие в зажимы-захваты.

Второе — в зале появились новые персонажи. Шагах в десяти от защитной плёнки стояла «группа товарищей». С большинством из них я был знаком опосредованно: по передачам имперского головидения, картинкам из ахивов-досье и массовым упоминаниям в сетевых новостях.

Главы великих и малых домов, члены Регентского совета, высшие офицеры Генштаба, представители управления безопасности, министры… Все они выглядели сейчас, словно провинившиеся школьники перед строгой учительницей.

Анцилла, уперев руки в бока, что-то грозно им выговаривала. Что именно, я разобрать не успел. Как только мы с Талвием вышли из телепорта, экселенса резко прервала свою речь и рывком развернулась к нам, будто что-то почувствовав.

— Тал! Ты?! — замерла она, увидев парнишку.

— Мама, — пробормотал мальчик и, смешно семеня, бросился к матери.

Та еле успела присесть на корточки, чтобы стать вровень с сыном, обнять его, с тревогой осмотреть, погладить по маленькой головёнке, чмокнуть в щёку, смахнуть с неё невидимую пылинку…

— Мама, а где ты была? — спрашивал Талвий, чисто по-мужски, с достоинством, принимая эти «телячьи нежности». — Почему тебя долго не было? А ты теперь никуда не уйдёшь?..

— Нет, сынок, не уйду, — плача, отвечала Анцилла.

Я молча смотрел на них и испытывал странные чувства. Внезапно узнать, что у тебя есть сын, впервые увидеть его, но не иметь права признать, изображать постороннего, прикидываться, что для него ты никто — многие бы, наверное, этому даже обрадовались. Типа, никаких обязательств, делай что хочешь…

К счастью или несчастью, мне это никакой радости не доставляло.

Чёрт бы вообще подрал эти традиции и законы, когда нельзя даже намекнуть о своём реальном родстве с этим малышом. «Жена Цезаря должна быть вне подозрений». Увы, это древнее правило действовало везде, где ещё чтили властителей и верили в сакральность их власти.