Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник) - Георгий Вайнер

Официант внес чайные приборы, разлил янтарный напиток в тончайше-прозрачные чашки, придвинул гостю бисквиты, варенье, мед, нарезанный ломтиками лимон, беззвучно удалился.

– Обратите внимание, святой отец, как бесплодно колотится наша политическая элита в поисках национальной идеи, способной объединить общество, – сказал я. – А ведь она перед глазами, она проста, как доска.

– Уточните, – попросил поп.

– Семью надо восстанавливать! Без семьи общество превращается в кочевую орду. Давайте вместе реставрировать семейные ценности. Мне для этого никаких средств не жалко…

Епископ взял в руки дымящуюся сизым парком чашку, склонив голову на плечо, взглянул на меня:

– Сумма, ассигнованная вами, безусловно, очень значительна. Особенно по нынешним несытным временам… Но! Вы не боитесь, что деньги будут проедены, а…

– Нет, не боюсь, – перебил я нетерпеливо. – Я хочу пояснить вам, святой отец, что я бизнесмен, и любой мой поступок, в том числе благодеяние, называется «проект» и заранее обсчитывается специалистами. Я не намерен просто перевести несколько десятков миллионов рублей на счет епархии и получить у вас квитанцию-индульгенцию для последующего вручения апостолу Петру.

Арсентий усмехнулся:

– А что вы намерены делать?

– Мои люди закупят по самым льготным оптовым ценам продовольствие и доставят его в регион. Они также договорились о закупке уже ненужных в армии полевых кухонь. Вы организуете монахинь, жен и дочерей местных клириков, церковный актив – они пусть и поработают по воскресеньям на кухнях в наши несытные времена. Это логично?

– Логично, – кивнул епископ.

– Мы приведем в церковь тысячи новых прихожан. Пусть там с ними поговорят ваши священники и учителя богословия. А я сумею организовать для этих школ-фестивалей ученых – специалистов по этике, эстетике, истории церковного искусства, артистов, писателей и журналистов-почвенников. Святоотеческая Русь нам этого не забудет вовек!

– Вовек – не знаю, а уж на ближайших выборах – точно не забудет! – засмеялся епископ.

– Надеюсь, – серьезно, с нажимом сказал я и повторил: – Надеюсь! Не забудет, хотя, надо признать, живем мы с вами в земле бессмысленной и беспамятной. Народец у нас, паства наша, прямо скажем, не сахар…

Епископ развел руками:

– Все народы, в общем, одинаковы. Нашему досталось уж слишком тяжело…

– Тяжелее, чем китайцам? Или неграм? – полюбопытствовал я, прихлебывая чай.

– Я не могу сравнивать меру чужих страданий, это грех. Но негров били палками по голове, китайцев по пяткам, а нас – по душе… Ни в одном народе так целеустремленно не убивали душу.

Я сочувственно покачал головой:

– Да-да, я это понимаю… Поэтому наш народ-богоносец носил Бога, носил, пока не притомился сильно. Устал, надоело, он и бросил его где стоял – посреди тысячелетней грязи и разрухи…

Епископ Арсентий тяжело вздохнул, с грустью смотрел он на меня, в чем-то я, видать, сильно не соответствовал.

– Большая смута у вас в душе, Александр Игнатьич…

Я ернически сказал:

– Это у меня оттого, что в молодости на горы лазил. Альпинисту трудно поверить, будто Голгофа выше Эвереста.

– Может быть и поэтому, – смиренно ответил епископ.

– Что поделать! Мы, насельники этой земли, юдоли скорби и печали, идем к истине Господней трудными путями, – говорил я, а он пристально всматривался в меня, словно решая, словно стараясь понять – разговариваю я всерьез или дурачу его.

– Ваши пути, Александр Игнатьич, особенно трудны, ибо вы к Богу идете не от смирения, а от звенящей гордыни человеческой. – Епископ говорил негромко, спокойно, звучала в его голосе чуть слышно снисходительность.

– К сожалению, святой отец, жизнь на земле двигается не смирением, а гордыней людской, алчущим духом, завистью, агрессивными инстинктами и жаждой накопительства, – развел я руками. – Это не я придумал, это аксиома бытия…

– В мире нет аксиом, – покачал головой епископ. – Мнимости, видимость истины, сиюминутные заблуждения. Апостол Павел сказал: желающие обогащаться впадают в искушения и погружают людей в бедствие и пагубу, ибо корень всех зол – сребролюбие, подвергающее многим скорбям и печалям…

– Одну минуту! – энергично воскликнул я. – От моего сребролюбия, подвергающего меня скорбям и печалям, сегодня кормится пищей телесной миллион Божьих душ! Царь Соломон в божественных откровениях указал: умножается имущество, умножаются и потребляющие его… Разве это не оправдание всего, что я делаю?

Епископ мягко сказал:

– Вам не нужны оправдания, вам нужен душевный покой. Вам надо договориться с собой, с миром и с Богом. И для вас это почти невозможно, ибо это не биржа и взаимозачеты не принимаются. Царь Соломон вас оправдал, но он же вам заповедал: «Кто любит серебро, тот не насытится серебром, и кто любит богатство, тому нет пользы от того»…

Я встал, подошел к рабочему столу, включил монитор, на котором непрерывно бежали курсовые индексы биржи.

– Хочу продемонстрировать вам, святой отец, что премудрый Соломон лукавил. Заповедуя нам отказ от любви к богатству, он в это время получал ежегодного дохода шестьсот шестьдесят шесть талантов золота. Эта сатанинская цифра – 666 талантов – в современных мерах веса составляет… одну минуточку… так, около 25 тонн золота.

– И что?

– А то, что в переводе на рыночный торговый эквивалент… – я быстро щелкал кнопками компьютера, – это равно 801 тысяче 282 тройским унциям. Так… мгновение… на Цюрихской золотой бирже сегодня одна тройская унция золота стоила 333 доллара 56 центов… Итак, ежегодный доход царя-бессребреника составлял скромную цифру в двести шестьдесят семь миллионов двести семьдесят пять тысяч шестьсот двадцать три доллара и девяносто два цента… Впечатляет?

Епископ пожал плечами:

– Для меня это весьма отвлеченные понятия…

– А для меня – очень конкретные! Три тысячи лет назад, во времена Соломона, доллары еще не имели хождения. Это удивительно – но факт! И все равно любые деньги за этот огромный срок подверглись тысячекратной инфляции. Таким образом, Соломон – проповедник смиренной мудрой бедности – зарабатывал в год около двухсот пятидесяти миллиардов долларов, если по современным ценовым стандартам. Это больше, чем Билл Гейтс, султан Брунея, Джордж Сорос, я и все остальные российские магнаты, вместе взятые! Почему же я должен поверить его проповеди?

– Вы, Александр Игнатьич, не обязаны верить. Вы можете поверить Соломону, ибо больше вам верить некому…

– Почему?

– Потому что легко отказаться от богатства, которого у тебя никогда не было. А вот при невероятном могуществе Соломона нужна была большая мудрость, чтобы сказать в конце жизни: как вышел человек нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел – ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понесть в руке своей…