Тайная жемчужина - Мэри Бэлоу

Она снова засмеялась. Засмеялась, не глядя на мужа.

– Брак накладывает на нас определенные обязательства, – продолжал герцог. – Я ваш муж, Сибилла. И вы тоже должны делать все, чтобы я был счастлив. Вы никогда не думали о том, что должны доставлять мне радость?

Мне ведь немного надо. Я был бы доволен, если бы вы хотя бы поддерживали со мной дружеские отношения.

Тут она наконец посмотрела на него и вдруг закашлялась. Кашель душил ее.

Он опустился перед ней на колени и подал ей свой носовой платок, но она отстранила его руку.

– В понедельник мы едем в Лондон. Через три дня. Прикажите Армитидж собрать ваши вещи.

Герцогиня усмехнулась:

– Забудьте о ваших докторах, Адам. Ни один доктор мне не поможет. Они мне не нужны.

Сибилла развернула свой носовой платок, и он увидел на нем свежие пятна крови.

Герцог тяжко вздохнул и опустил голову на колени жены, – Вы должны были знать об этом, – сказала она. – Если не знали, то вы удивительно глупы. Уходите, Адам. Я не хочу иметь никакого дела ни с вами, ни с вашими докторами.

Герцог поднял голову и посмотрел ей в глаза.

– Сибилла… – прошептал он. – О моя дорогая Сибилла… Почему же вы не сказали мне раньше? А доктор Хартли знает об этом? Почему он мне ничего не сказал? Вы не должны сейчас оставаться в одиночестве.

– Почему же, Адам? Вы хотите умереть вместе со мной?

Или просто хотите держать меня за руку, когда это будет происходить? Нет, благодарю вас. Я предпочитаю обходиться без вашей помощи.

Она всхлипнула и отвернулась.

Герцог поднялся на ноги, обнял ее за плечи и прижал к себе.

Но вдруг она резко оттолкнула его и проговорила:

– Я хочу остаться одна. И хочу умереть одна. Если Томас не может обнять меня, то лучше я умру в одиночестве.

Нет! – Она резко отстранилась, когда он протянул к ней руку. – Может, вы собираетесь послать за ним? Я угадала? Я читаю ваши мысли, как открытую книгу, Адам.

Он промолчал.

– Я знаю, что Томас не приедет, – продолжала герцогиня. – Он не приехал бы, даже если бы я была здорова, даже если бы вы пообещали ему миллион фунтов. Вы что, думаете, он приедет, когда придет мой последний час?

– Сибилла… – Он снова протянул к ней руку.

И она опять засмеялась. Засмеялась громче, чем прежде.

– Вы думаете, я не знаю всей правды? Я все знаю. И поэтому еще больше вас ненавижу. Я ненавижу вас за ваше благородство. Ненавижу за то, что вы готовы взять на себя всю вину. И я рада, что заболела чахоткой. Рада, что умру.

Она повернулась к нему спиной.

– Я не отдам вас без борьбы. Есть средства, которые вам помогут. Если бы вы только сказали мне раньше… Или если бы это сделал доктор… Хотя я понимаю, что вы взяли с него слово молчать. Говорят, что очень помогает теплый климат.

Я отвезу вас куда-нибудь, где тепло. Например, в Испанию или Италию, Мы поедем туда на всю зиму. И к следующему лету вы поправитесь. Сибилла, не теряйте надежды. Проявите волю к жизни, – Я хочу прилечь, – сказала она. – Дерните за шнур, чтобы вызвать Армитидж. Адам, я очень устала.

Он тут же выполнил ее просьбу и проговорил:

– Я должен вылечить вас, хотите вы этого или нет. Пусть вы ненавидите меня, но вы должны жить. Хотя бы ради Памелы. Подумайте о ней, Сибилла. Вы нужны ей. Она вас обожает.

– Бедная крошка, – пробормотала герцогиня. – Она останется сиротой, когда я умру.

– Но останусь я, – возразил герцог. – Ее отец. – И вы тоже останетесь. Я распоряжусь, чтобы Хаутон позаботился о нашей поездке на зиму. Мы отправимся в Италию.

В этот момент в комнату вошла горничная.

– Ее светлость устала и плохо себя чувствует, – сказал герцог. – Будьте добры, помогите ей лечь в постель, Армитидж.

Герцог смотрел, как его жена, оперевшись на руку горничной, направляется к гардеробной. Сибилла была такая хрупкая и слабая… Ему хотелось взять ее на руки и отнести в постель, но он прекрасно знал: она этого не позволит.

Два дня спустя Питер Хаутон отправился в Лондон, чтобы посоветоваться с адвокатом герцога – следовало устроить имущественные дела Флер. Кроме того, секретарь должен был приобрести фортепиано и отправить его в школу: герцог хотел, чтобы у Флер появился хороший инструмент.

Только один подарок, решил герцог. Один подарок – и все.

Герцог провел первое утро дома в прогулках с дочерью и ее собакой. Он обещал Памеле, что во второй половине дня они поедут к мистеру Чемберлену, где она поиграет с его детьми.

– Я поеду на лошади вместе с тобой, папа, – заявила она.

– Ничего подобного, – возразил он, смеясь. – Ты поедешь на своей лошади, Памела. Думаю, что ты излечилась от своих страхов.

– Но ведь теперь нет мисс Гамильтон. Раньше она ехала с другой стороны от меня.

– Тебе не нужна помощь, Памела. Ты уже прекрасная наездница. Я должен найти тебе другую гувернантку, чтобы она поехала с нами в Италию.

– Но я не хочу другую гувернантку, – сказала девочка. – Я хочу мисс Гамильтон.

– Нет. – Герцог наклонился и взял на руки собачку. Поднимаясь по ступеням, он говорил:

– У мисс Гамильтон теперь совсем другая жизнь, Памела. Она учит детей в школе.

– Я ей не понравилась. – Девочка надула губки. – Я всегда знала, что не нравлюсь ей.

Герцог погладил ее по волосам:

– Ты же знаешь, что это не правда, Памела. Она очень любила тебя.

– Тогда почему же она уехала? И даже не попрощалась со мной.

Герцог вздохнул и опустил собаку на пол. Она с лаем устремилась к двери детской комнаты, и Памела, засмеявшись, побежала следом за ней.

Герцог спустился вниз, вышел из дома и направился в конюшню. Он велел оседлать коня и несколько часов, забыв о ленче, носился по лужайкам, однако старательно избегал парковых дорожек.

Он ни на минуту не забывал о своих планах на будущее.

Прежде чем покинуть Англию, следовало отвезти Сибиллу в столицу. Они должны выслушать мнение лучших лондонских специалистов и узнать, каковы шансы на выздоровление. А потом – Италия, по крайней мере на зимние месяцы.

И он будет следить, чтобы Сибилла каждый день наслаждалась солнцем и теплом.

Ей всего двадцать шесть лет. Она слишком молода, чтобы умирать.

Как странно… Странно, что он ничего не заподозрил, не знал, что происходит. Мог ли он предположить, что Сибилла больна чахоткой? Ведь налицо были все симптомы, они просто бросались в глаза. Но никто ничего ему не сказал. Хотя доктор, конечно же, обязан был сообщить ему об этом.