Игра в классики - Хулио Кортасар

— Мы будем тебя инструктировать, — снизошел Травелер.

Талита поправила купальный халат и сняла нитку, приставшую к пальцу. Ей хотелось вздохнуть, но она знала, что Травелера раздражает, когда она вздыхает.

— Ты действительно хочешь, чтобы именно я передала Оливейре мате? — тихо спросила она.

— О чем у вас разговор, че? — сказал Оливейра, высунувшись из окна по пояс и опершись о доску обеими руками. Служанка с первого этажа вынесла из дома стул, поставила его на тротуар и смотрела на них. Оливейра помахал ей рукой. «Двойной излом времени и пространства, — подумал он. — Бедняжка наверняка думает, что мы спятили, и ждет потрясающей картины, когда мы вернемся в нормальное состояние. Если кто-нибудь упадет, ее забрызгает кровью, это наверняка. А она не понимает, что ее забрызгает кровью, не понимает, что поставила стул так, чтобы ее забрызгало кровью, и не знает, что десять минут назад посреди прихожей у нее случился приступ tedium vitae,[495] не иначе как специально для того, чтобы она вынесла стул на тротуар. И что вода в стакане, которую она выпила в двадцать пять минут третьего, была теплой и противной специально для того, чтобы желудок, этот показатель нашего состояния, во второй половине дня устроил ей приступ tedium vitae, который запросто мог бы снять молочно-белый раствор магнезии с тремя таблетками от Филлипса, впрочем, она и не должна знать, что когда начнется, а что прекратится, это вопрос астрального знания, если уж прибегать к этой пустословной терминологии».

— Да так, ничего особенного, — сказал Травелер. — Готовь веревку.

— Вот она, крепче не бывает. Держи, Талита, я тебе брошу ее отсюда.

Талита уселась на доску верхом и продвинулась сантиметров на пять, опираясь на руки и подтягивая заднюю часть.

— Очень неудобно в этом халате, — сказала она. — Лучше бы в твоих брюках или в чем-нибудь таком.

— Еще чего, — сказал Травелер. — А если ты упадешь, ты только представь, что будет с моими штанами.

— Ты не торопись, — сказал Оливейра. — Еще немного, и я доброшу до тебя веревку.

— Какая эта улица широкая, — сказала Талита, глядя вниз. — Куда шире, чем смотреть из окна.

— Окна — это глаза города, — сказал Травелер, — и, естественно, искажают все, на что они смотрят. Сейчас ты все видишь, как оно есть, окружающее предстает перед тобой таким, каким видит его голубь или лошадь, которые даже не знают, что у них есть глаза.

— Оставь свои ценные мысли для журнала N. R. F. и покрепче привяжи доску, — посоветовал Оливейра.

— Ну конечно, ты лопнуть готов, когда кто-то высказывает мысли, которые тебе самому хотелось высказать, да ты не успел. Я прекрасно могу держать доску и при этом думать и разговаривать.

— Я уже почти на середине, — сказала Талита.

— На середине? Да ты только чуть-чуть отодвинулась от окна. Тебе еще метра два до середины — не меньше.

— Поменьше, — сказал Оливейра, чтобы подбодрить ее. — Вот-вот уже можно будет бросать веревку.

— По-моему, доска опускается, — сказала Талита.

— Ничего она не опускается, — сказал Травелер, который сидел верхом на том конце доски, который был в комнате. — Разве что немного вибрирует.

— Кроме того, ее конец лежит на моей доске. Вряд ли они обе обрушатся одновременно.

— Да, но я вешу пятьдесят шесть кило, — сказала Талита. — Когда я дойду до середины, я буду весить по меньшей мере двести. Я чувствую, что доска все больше опускается.

— Если бы она опускалась, — сказал Травелер, — у меня ноги болтались бы в воздухе, а я не просто достаю ими до пола, они спокойно стоят себе на полу. Бывает, конечно, что доски ломаются, но в данном случае это было бы очень странно.

— Сопротивление волокнистого материала гораздо выше в продольном направлении, — изрек Оливейра. — Примерно как у вязанки тростника или чего-то похожего. Я надеюсь, ты не забыла мате и гвозди.

— Они у меня в кармане, — сказала Талита. — Бросай веревку. У меня что-то нервы сдают.

— Это от холода, — сказал Оливейра, наматывая веревку на руку, как это делают гаучо. — Осторожней, держи равновесие. Я, пожалуй, наброшу на тебя лассо, тогда мы будем уверены, что веревка будет у тебя в руках.

«Любопытно, — подумал Оливейра, глядя, как веревка летит над головой Талиты. — Все получается как нельзя лучше, если по-настоящему захотеть. Анализ всегда только портит дело».

— Ну вот и добралась, — объявил Травелер. — Придвинь доски поближе друг к другу, чтобы их можно было связать, а то они немного разошлись.

— Обрати внимание, как я набросил на нее лассо, — сказал Оливейра. — Теперь, Ману, ты не станешь отрицать, что я могу работать с вами в цирке.

— Ты задел меня по лицу, — пожаловалась Талита. — Эта веревка так колется.

— А что если я надену ковбойскую шляпу, свистну что есть мочи и буду накидывать лассо на зрителей? — предложил Оливейра с энтузиазмом. — Трибуны устроят мне овацию, это будет успех, невиданный в анналах циркового искусства.

— Ты перегрелся на солнце, — сказал Травелер, закуривая сигарету. — Кроме того, я уже просил тебя не называть меня Ману.

— У меня сил не хватает, — сказала Талита. — Веревка такая жесткая, никак не завязывается.

— Веревка обладает амбивалентностью, — сказал Оливейра. — Ее естественная функция тормозится таинственной тенденцией к нейтральному состоянию. По-моему, это называется энтропией.[496]

— Вроде привязала, — сказала Талита. — Может, еще раз обвязать? Тут как раз один конец болтается.

— Да, перевяжи еще раз, — сказал Травелер. — Терпеть не могу, когда остается что-то лишнее или что-то болтается; просто черт знает что.

— Любитель совершенства, — сказал Оливейра. — Теперь перебирайся на мою доску, опробуем прочность моста.

— Я боюсь, — сказала Талита. — Твоя доска выглядит не такой прочной, как наша.

— Разве? — обиделся Оливейра. — Ты что, не видишь, это же настоящий кедр? И сравнить нельзя с вашей сосновой ерундой. Давай перелезай спокойно — и все дела.

— А ты что скажешь, Ману? — спросила Талита, обернувшись.

Травелер уже собирался ответить, но тут взгляд его упал на место соединения досок, плохо связанных веревкой. Сидя верхом на доске, он чувствовал, как она ходит под ним ходуном — то страшно, то приятно. Талите нужно было всего лишь упереться обеими руками, сделать небольшое усилие — и она будет на доске Оливейры. Конечно, мост выдержит; сработано что надо.

— Подожди минутку, — сказал Травелер с сомнением. — Ты не можешь передать ему пакет оттуда?