Суперлуние - Саша Готти

– О да… Равноценно… – прошептал демон. – Теперь – да… Договор может быть заключен…

– Так заключай, хватит болтовни!

– …Имя… – прошептал сумрак. – Назови имя…

Занавески всколыхнулись, и черная мгла в них качнулась.

– Таисия… Но все зовут меня просто Тася. Или Тая.

– …Тая… Редкое имя для девушки из Петербурга, – в свистящем шепоте почудилась насмешка. – Почему оно такое?

– Какая тебе разница, убийца?!

– Я жду ответа…

– А ты на меня посмотри, и поймешь. Любимая шутка в моей школе, что меня нельзя держать в тепле, иначе растаю, как горстка снега. Устроит такой ответ?

– В школе… сколько же тебе земных лет, Таисия?

Очень трудно разговаривать с пустотой, которая явилась, чтобы забрать твою жизнь.

– Мне семнадцать, и ты это знаешь, раз пришел меня уничтожить!.. К чему эти расспросы, какого черта?! – Тая топнула ногой, снова сделав движение, будто заносит меч.

– Чтобы выполнить условие договора… знать больше… мне понадобится некоторое время, чтобы найти в вашем мире подходящее воплощение…

– Без разницы мне твое воплощение, тварь! Выполни главное – верни душу моему несчастному отцу! Пусть он станет прежним, как до битвы с тобой или с кем-то там из вас, я не знаю! Когда, когда ты это сделаешь?!

– …до осени и торопить не нужно… человек вернется сам… нельзя тревожить… Заключаешь ли ты со мной договор, Таисия… да или нет…

– Да, заключаю! И только попробуй нарушить наш договор и меня обмануть! А теперь – убирайся в свой Мрак…

– Договор между нами заключен и нерушим… Договорено, звонено, сотворено… жди меня к осеннему суперлунию… – долетел до нее шепот, и черная мгла метнулась из кухни прочь.

Впрочем, никакой кухни уже не было – оранжевое солнце осталось, а кухня таяла медленно, как будто один за другим на нее падали бесконечные слои тюлевых занавесок. Потом перед глазами оказалась острая серая скала на фоне такого же серого неподвижного неба, и Тая долго разглядывала ее, пока не поняла, что смотрит на отколотый кусок бетона на пыльном полу.

«Я все еще в этом проклятом месте, в пансионате… хотя он вполне реальный», – Тая попыталась подняться.

Тело так обессилело, что пошевелились только пальцы рук и одна нога, которая резко и конвульсивно дернулась и тут же получила ссадину от куска арматуры. Лицо казалось покрытым плотной маской, губы горели. Кашляя от пыли, Тая делала все новые попытки пошевелиться, но после выброса ярости и злости тело казалось выпитым до дна, беспомощным и слабым.

Странно, вроде все закончилось, но вокруг почему-то все равно не было тишины. Если все происходящее не приснилось, то она жива, и она победила страшную тварь. Хотя кого можно назвать страшной тварью – Макса или тот сгусток Мрака, с которым она только что вела странный разговор?..

Голову поднять все-таки получилось: глаза слепило закатное солнце, на фоне которого двигались силуэты.

Тая вдруг поняла, что бой не закончился – он продолжается уже в яви и уже без демона, который к ней приходил. Напрягая зрение, она силилась рассмотреть, но видела только мелькание огненных сполохов и четырех разъяренных огней.

– Ося, сейчас-то ты с кем бьешься… – Тая, воззвав к своему защитному демону, вдруг осознала и поняла: бьется Османтус сейчас по ее же приказу.

«Уничтожить того, из-за кого погибли ее родители» – но ведь она не назвала его имя, а Османтус его отлично знал.

Профессор Громов стоял в лучах закатного солнца, которое светило ему в спину, лицо его было перекошено от изумления или ярости. Дежурные демоны Громовых сейчас не справлялись с осатаневшим Османтусом, который рвал их на части, все ближе подбираясь к самому профессору. С каждым ударом Османтус слабел, теряя в размерах, становился тусклее его огненный силуэт. Захватывая охапки сосен, вырывая их с корнем, он швырял ими в некроманта, и воздушная стена, которую ставили служебники профессора, слабела с каждой секундой под напором демона Темничей.

– Ося, стой… – прошептала Тая, не в силах кричать. – Не смей убивать…

В этот момент на голову ей посыпалась штукатурка с потолка, а стены вокруг затряслись.

Ощутив, что теряет силы, последний удар профессор Громов направил на белую, лежащую на полу посреди пыли и бетона. Обрушить ей на голову весь второй этаж, раздавить и уничтожить ненавистную девчонку, которую он так уверенно вел к неверию в собственные силы. А теперь в себя не верил он сам, не понимая, как она выжила.

Даже куски бетона сейчас падали мимо проклятой наследницы Темничей, рядом в миллиметре и все-таки не задевая ее, будто у нее невесть откуда появился иммунитет против служебников. Уже гаснущий силуэт Османтуса нанес последний удар: второй этаж пансионата сорвался и фигура профессора утонула под бетонным завалом.

Потом надолго наступила тишина. Пансионата больше не было – руины возникли посреди поваленного леса, будто здесь произошла природная катастрофа.

Тая лежала неподвижно, не плакала, просто смотрела в бетонный пол, вспоминая все произошедшее. Казалось, что за последние часы она пережила целый год, настолько растянулось время.

Еще постоянно казалось, что кто-то беззвучно плачет или же что-то говорит. Чудились голоса и далекие шаги по всей этой дикой смеси разрушенного бетона и размолотого в щепки леса, но потом все замолкало.

Когда стало совсем темно, вдали все-таки послышались настоящие, а не призрачные шаги.

– А я говорю, тут она! – возмущался голос Ирки Елесиной. – Раз сюда ее личный защитный демон ведет – значит, она жива и где-то здесь. Еще некроманты называются, ничего найти не могут. Эти четыре идиота – я их хорошо знаю, так что хватит тормозить!

– Стопудово жируха не гонит! – донеслись четыре мальчишеских голоса с интонациями Оськи. – Сюда, сюда!

Потом шаги по разбитому стеклу стали приближаться, и спустя какое-то время раздался Иркин радостный вскрик.

Дождливый июнь явился в город с пустыми днями, не занятыми ничем, кроме гроз, ливней и редких проблесков солнца.

На кафедре физики демонов в ИТМО было тихо. Так тихо, что было слышно, как скучающие дежурники студентов-практиков поигрывают листками бумаг, разбросанных по столам. С Кронверкского проспекта долетал грохот и звон трамваев, от которых тоненько дребезжали пыльные стекла. На широком подоконнике грустно засыхал и желтел в вазе букет поникших ландышей, покрылся плесенью недопитый чай в роскошной подарочной кружке с гравировкой: «Нашему профессору от его ужасных студентов».

– А что тут за помещение, за какой кафедрой закреплено? – в аудиторию заглянула преподавательница из деканата. – Не припомните, Александр Михайлович?