Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц? - Эрвин Ставинский

— Стой! — остановил допрос следователь. — Нужны какие-то конкретные детали того, что они сотрудничают. Ты понял? Есть такие детали? Есть. Ну давай!

— Так как я не поверил, он вынул из кармана лист бумаги размером с четвертушку листа, и спросив меня, знаю ли я почерки подписи Самсонова и Смирнова, на что я дал удовлетворительный ответ, предложил мне прочесть расписку Самсонова, а затем расписку Смирнова. Я не помню точно текста расписок, но смысл был такой: «За работу в пользу германской разведки получил 250 долларов. Самсонов». Аналогичная расписка была и от Смирнова. Расписки были написаны от руки по-немецки Самсоновым и Смирновым, их почерка я узнал и подписи были совершенно точны.

Продолжая меня уговаривать согласиться на его предложение, он снова подчеркнул, что хочет от меня только согласия на работу в пользу германской разведки, а в дальнейшем я получу указания, что мне нужно будет делать. Далее он мне заявил, что по Берлину его ничего не интересует, по Москве я первое время не смогу быть полезными повторил, что я буду нужен в военное время. Заметив мои колебания, он заявил, что если я не дам согласие на его предложение, он меня задержит и заберет с собой в полицию и все равно я от него не уйду. После двенадцатичасового разговора я согласился работать в пользу немецкой разведки, заявив дословно: «Хорошо, поскольку работают мои начальники, я согласен». Получив мое согласие источник предложил мне написать расписку в получении вознаграждения в сумме ста двадцати долларов за то, что я обязуюсь честно работать для немецкой разведки. Расписку я написал по-немецки и подписал ее выбранной мною кличкой Шмидт.

Должен указать на то, что отправляясь на свидание с источником я получил от резидента Самсонова сто двадцать долларов для оплаты ему вознаграждения за его работу. Эти деньги я ему вручил вначале нашего свидания, получив от него соответствующую расписку.

После того, как я был завербован и дал подписку работать в пользу немецкой разведки, источник вернул мне эти 120 долларов, заявив: «Получите обратно ваши деньги». Расписка источника в получении им денег осталась у меня и была передана мною Самсонову. Когда я дал немцу свою расписку, он сказал, чтобы я указал, кто из чекистов здесь работает. Я ему назвал Самсонова, Смирнова и еще двух человек, не имевших никакого отношения к ОГПУ, на что он мне сказал, что последние не являются чекистами. «Вы не думайте никого обманывать, потому что нам все равно все известно». Затем он спросил меня, кого я знаю из агентов. Я перечислил около десяти человек с которыми я был связан — А/70, А/207, А/56 и других, которых сейчас не помню, за исключением А/26 и А/144.

Он меня спросил, почему я не назвал двух последних и не указал их фамилии. Тут же он меня предупредил, что при выполнении заданий, я должен быть абсолютно честным, так как если я не буду честным, то мне будет хуже и они могут в любое время меня провалить и жалеть меня не будут.

С этим источником я встречался несколько раз, потом после распоряжения Смирнова и Самсонова, я передал его другому сотруднику, фамилии которого не помню. Во время этих встреч никаких заданий он мне не давал, а все время вел разговоры о том, что я буду хорошо законспирирован и что мне никакая опасность не угрожает. При этих беседах я выяснил, что этот источник хорошо информирован о делах резидентуры, он приводил ряд фактов из работы резидентуры, был в курсе ряда заданий, полученных из ИНО ОГПУ.

Дважды или трижды я получал от него те деньги /каждый раз по сто двадцать, которые должны были пойти на вознаграждение этого источника.

Во время последней встречи с ним, после того, как я его предупредил, что он будет передан другому сотруднику резидентуры, он мне заметил, что когда я ему буду нужен, он меня вызовет, а если меня откомандируют в Москву, то я должен его вызвать. В августе 1931 года, перед отъездом в Москву, я ему позвонил и он мне назначил свидание в Берлине в ресторане «Ашингер» на Фридрихштрассе

— Эта встреча состоялась?

— Да, состоялась.

— Какие задания вы получили от германской разведки перед вашим отъездом из Берлина в Москву.

— Источник, который меня завербовал, сказал, что он очень доволен моим отъездом в Москву и что в Москве со мной свяжутся. На мой вопрос о явке и заявлении, что в Москве устанавливать связь довольно опасно, он мне сказал, что получать явки не надо, опасности никакой нет, так как со мной свяжется знакомый мне человек, в распоряжение которого я должен буду поступить. После этого свидания, через несколько дней я уехал в Москву.

Под утро протокол наконец был закончен. Оба были довольны, картина получилась складная. Следователь уже складывал в стопку документы на своем столе, когда дверь в кабинет растворилась и кто-то вошел. Следователь мгновенно вскочил, щелкнул каблуками и стал докладывать:

— Товарищ народный комиссар, допрос арестованного шпиона Корнеля ведет следователь капитан…

— Признается? — прервал следователя Ежов, подходя к столу.

— У меня все они признаются, товарищ народный комиссар!

— Правильно. В пользу какой державы?

— Германии и троцкистской организации!

Ежов быстро взглянул на Павла, бросил короткое «хорошо» и засеменил из кабинета. Был главный чекист неказист, маленького роста, седоватый, с желтым лицом.

Следователь молча закончил оформление дела, вызвал конвоира и Павла увели.

Неделю его никто не беспокоил. Однажды ночью дверь камеры открылась и раздался окрик:

— Корнель! На выход!

Забыв спросонья о своих вещах, Павел устремился к выходу. Он еще не дошел до дверей, как четыре сильные руки потянулись ему навстречу, подхватили его и выволокли вон. Дверь захлопнулась.

Его потащили куда-то наверх, втолкнули в «черный ворон» и повезли. Везли долго. Наконец машина въехала в какие-то ворота, раздались негромкие голоса, и вдруг резкий окрик:

— Выходи!

Согнувшись, Павел выполз наружу. Брезжил серый рассвет. Вокруг стояли человек десять бойцов с винтовками в руках. Подбежали четверо, торопливо скрутили ему руки назад, пятый стал сзади с наганом в руке, шестой впереди, заложив пальцы в рот, коротко свистнул и все побежали.

По пути попадались рытвины, комья земли. Скоро появился большой выкопанный ров с отвалами по сторонам. За два шага до него конвоиры остановились и выпустили Павла. Он начал медленно распрямляться и в это мгновение задний нажал на курок нагана. Раздался выстрел и судорожно дергающееся тело Павла Корнеля полетело в ров, в братскую могилу…

Вместе с Корнелем из-за границы Ежовым было отозвано около сорока сотрудников иностранного отдела. Все, за исключением пятерых, подчинились приказу Центра и вернулись, несмотря на то, что предчувствовали, какая их ждет участь. Одни, вроде Малли, отозванного из Англии, хладнокровно ее ожидали; другие полагали, что смогут доказать свою невиновность, какие бы обвинения не выдвигались. Большинство, конечно, могли бы не вернуться. Но они опасались за жизнь родственников, которые согласно чрезвычайного закона, подписанного Сталиным, становились заложниками и могли подвергнуться репрессиям.