Ненасыть - Ирина Сон

веселее, чем я думал… И куда они пошли, как думаешь?

Серый пожимает плечами и вертит головой. Вокруг лишь кресты, ограды и памятники – нет ни черного пятна футболки Тимура, ни красной – Михася. В голову стучит мысль, что Михась предпочел уйти подальше, чтобы их точно не увидели, и Серый уверенно выходит с кладбища и идет к роще. Догадка оказывается верной – в роще у пруда мелькают яркие пятна. Черное лежит на земле, а красное стоит над ним…

– Ох ты ж ё!.. – охает Вадик, роняя остатки пирога в траву, и срывается с места первым. – Михась! Михась, стоять! Сука, остановись!

Серый отстает ненамного. Разум еще ничего не понимает, а ноги уже несут его на всех парах к Михасю, который просто и незатейливо месит Тимура ногами. Вадик налетает ворохом перьев, острых когтей и хриплых криков, как никогда похожих на воронье карканье. Михась, ошеломленный напором, отшатывается, закрывает руками лицо – Вадик совершенно в птичьей манере метит когтями в глаза – и, упершись спиной в дерево, сползает на землю.

Серый падает рядом с Тимуром на колени, обнимает за плечи, пытается заглянуть в лицо, ерошит пальцами в огненно-рыжих кудрях, боясь отыскать рану. Тимур подается навстречу, обнимает за пояс, его всего трясет, из груди рвутся то ли всхлипы, то ли кашель, и у Серого немного отлегает от сердца – побитый, но зато живой и в сознании.

– Прости, надо было сразу пойти за вами, – с раскаянием шепчет Серый.

Тимур мотает головой и кое-как разжимает руки.

– Ничего, я сам не… не ожидал… Вадик, перестань!

Вадик, точнее, огромная человекоподобная птица в одежде Вадика, косит в их сторону горящим красным глазом, переступает ногами.

– Хватит, – четко повторяет Тимур.

Птицу изламывает в судороге, перья медленно втягиваются внутрь тела, исчезает клюв, и Вадик, тяжело дыша, наподдает скорчившемуся Михасю ногой по бедру.

– Сука! Ты как, цел?

Серый помогает Тимуру сесть, тот морщится, осторожно трогает ребра, скулу, где уже наливается синий кровоподтек.

– Вроде да… – неуверенно отвечает Тимур. – Михась, твою мать… Ну ведь все как обычно было, какого хрена?!

Михась поднимает голову и начинает смеяться. Сначала тихо, потом все громче, увереннее. Смех перерастает в заливистый хохот, и Михась катается по земле, держась за живот, хватая воздух ртом. Его водянисто-голубые глаза слепо таращатся в пространство, и дикий смех звучит откровенно безумно. Вадик медленно, стараясь не делать резких движений, пятится подальше.

Между деревьев мелькают знакомые белые рубашки с кружевами, и к ним выходят хозяева.

– Что такое? Что за дикарские звуки? – говорит Юфим и брезгливо морщится.

Зет манерно машет рукой над ухом, словно отгоняя надоедливое насекомое, медленно обводит всех взглядом.

– Сергей Алексеевич, Вадим Алексеевич, Тимур Ильясович, – здоровается он кивком и с высоты своего величия интересуется: – Тимур Ильясович, вы целы?

– А руки? Ваши руки не пострадали? – обеспокоенно спрашивает Юфим.

– Да… – бормочет Тимур. – Я цел, руки тоже, спасибо…

Хохот резко стихает. Михась выпрямленной пружиной бросается под ноги хозяевам, падает на колени и кричит:

– Пожалуйста, я прошу, я умоляю! Я не могу больше! Я же… Я не хочу!

Зет, в которого вцепился Михась, молча смотрит на него сверху вниз и отворачивается. Юфим снисходит до пояснения:

– Ты отказался платить долг – мы отказались выполнять твои желания. Всё честно. Ты не наш раб.

Михась издает стон, выпускает руки Зета и корчится у ног хозяев, задыхаясь и трясясь от слез. Зрелище ужасное и жалкое.

– Верните его Васильку, – не выдерживает Серый. – Пусть уйдет к нему. Я прошу за него.

– Ох, Сергей Алексеевич, если бы это было так просто… – вздыхает Юфим.

– Вы не имеете права просить за него. У него другой хозяин, – коротко отвечает Зет.

– А свобода воли? – брякает Серый наобум. – У вас же всего три запрета!

– Точно. Вы же поставили границы дозволенного! – хлопает Зет себя по лбу. – Юфим Ксеньевич…

– Такого на нашей памяти еще не бывало, чтобы… – Юфим не заканчивает фразу, в задумчивости прикладывает палец к губам, оценивающе рассматривает Михася. Тот тихо трясется от слез. – Что ж, новые заповеди требуют исполнения, – продолжает Юфим. – Ты можешь побороться за свободу.

Рыдания прекращаются. Михась выпрямляется, неверяще смотрит на хозяев, и в его глазах разгорается надежда:

– Могу?

– Можешь, – кивает Юфим. – В конце концов, здесь имеет место покушение на твою волю.

– Я… Спасибо! Благодарю! – Михась, задыхаясь от счастья, прикладывается губами к руке Юфима, вскакивает и, взглянув на Тимура, Серого и Вадика так, словно только что заметил их присутствие, быстро уходит.

Хозяева несколько секунд смотрят ему вслед и, наконец, обращают внимание на остальных.

– Тимур Ильясович, вы можете идти? – спрашивает Зет.

Тимур поднимается на ноги, думает пару секунд и снова опускается на землю, хотя если бы Серый не успел подхватить его под локоть, это больше походило бы на падение:

– Знаете, я, пожалуй, еще посижу. Вы же не против?

– О, конечно, можете отдыхать, сколько угодно, – смеется Юфим.

– Но я полагаю, вам будет жаль пропустить самую захватывающую битву в жизни, – добавляет Зет и с церемонным кивком прощается: – До скорой встречи.

Как только их фигуры скрываются за деревьями, Вадик перекидывает вторую руку Тимура через плечо. Вместе с Серым они ставят его на ноги.

– Всё, пошли. Ногами двигай, – бросает Вадик.

– Вадик, ну подожди ты! – Серый не успевает за братом, тот слишком быстрый. – Ну куда ты так торопишься?

– Серый, ну в кого ты такой тормоз?! – рявкает Вадик, и в его глазах вновь мелькают нечеловеческие огни. – Почему тебе вечно разжевывать надо?

Серый обиженно сопит.

– И ничего я не тормоз… Просто думаю о том, что прямо перед глазами!

– А надо думать о том, как именно Михась собрался добывать свободу! Тимка…

– Меня сейчас стошнит, – слабо выговаривает Тимур и наклоняется.

Вадик едва успевает отдернуть ногу, чтобы та не попала под рванувший из Тимура обед. Серый чувствует чужую боль, дрожь и слабость почти как свои, и ему очень хочется плюнуть на всё и всех, отвести Тимура в тенек и приложить к его синякам что-нибудь холодное. До Михася и его свободы ему нет дела.

– Тимур, тебе надо полежать, – говорит Серый, обеспокоенно заглядывая Тимуру в глаза.

– Потом, – хрипит Тимур и перебирает ногами, стараясь не сильно наваливаться на них с Вадиком. – Там Олеся… Что-то случится с Олесей…

Серый вспоминает, как сам ерзал от предчувствия, и замолкает, ускоряет шаг.

Они возвращаются к церкви и видят, что мама, Олеся и Верочка спокойно сидят за накрытым обедом, а Михась, вновь влюбленный по уши, воркует над Верочкой. Та улыбается, млеет в его объятьях и ничего вокруг не видит.

– Вернулись – и года