Королева Таврики - Александра Девиль

— Благородный? А разве благородно женатому человеку морочить голову честной девушке? — Таисия повернулась к Донато: — Вижу, что тебе нечего сказать в свое оправдание.

— Только одно могу сказать: я люблю вашу дочь, — заявил Донато.

— А моей дочери твоя любовь не нужна! — вскинулась Таисия. — Ступай, доказывай свою любовь жене! А Марине я найду в мужья честного, богобоязненного человека.

— Мама! Не надо за меня решать, кто мне нужен! — возразила Марина.

Заметив пристальные, полные тоски взгляды, которыми обменялись Марина и Донато, Таисия схватила девушку за руку и потащила в сторону:

— Пойдем, пойдем, дочка, от греха подальше, пойдем, посидишь сегодня дома.

Марина, вынужденная повиноваться, оглянулась на Донато, но Лазарь тут же стал позади нее, заслонив девушку от возлюбленного, и помог Таисии увести строптивицу прочь. Донато хотел было кинуться следом за Мариной, но Коррадо сдержал его порыв:

— Постойте, мессер Донато, не делайте глупостей. Ведь вы, по сути, не имеете права ухаживать за этой девушкой, и ее родители могут на вас пожаловаться.

— Но что же мне делать?.. — в отчаянии прошептал Донато. — Ведь я люблю ее!..

— Тут надо действовать похитрей. Войдите в доверие к ее родителям, объясните им, что вас женили обманом, что для Марины вы будете хорошим спутником жизни даже без венчания. Впрочем, что я говорю… Не похоже, чтобы эти суровые люди греческой веры понимали счастье молодой девушки, которая, кажется, влюблена в вас не меньше, чем вы в нее. Тогда лишь одно остается: встречаться с ней тайно, как делают многие влюбленные. Этому не помешает даже замужество вашей красавицы. Замужние женщины не меньше могут любить, чем свободные: вспомните хотя бы историю мадонны Фьяметты[36].

— Но я не хочу, чтобы Марину выдали за кого-то замуж! — воскликнул Донато. — Скорее украду ее, чем позволю, чтобы к ней прикоснулся другой мужчина, пусть даже законный муж!

— Ваша страсть меня пугает, — покачал головой Коррадо. — Вы готовы похитить девушку другой веры здесь, в чужой стране, где вокруг столько опасностей? Вы совсем не думаете о своем будущем?

— А что мне будущее без Марины!

В горящих черных глазах Донато была такая тоска, что Коррадо невольно посочувствовал ему:

— Я бы хотел вам помочь, но не знаю чем. В деле похищения я, конечно, не помощник, но во всем остальном попытаюсь.

— Мессер Коррадо… Когда вернетесь в Италию, похлопочите о моем разводе.

— Но в Италию я вернусь лишь поздней осенью. Боюсь, что до этого времени вам уже придется иметь дело с Одерико, которые обязательно что-нибудь предпримут.

Донато сказал после некоторого раздумья:

— Тогда есть у меня к вам другая, более простая просьба. Я скоро уезжаю из города в свое недавно купленное поместье. Если в Кафе вдруг появятся Одерико, я прошу вас оповестить меня об этом. Ведь другие мои кафинские знакомые не знают этих мошенников в лицо. Впрочем, их знает еще консул, но вряд ли они станут показываться на глаза Джаноне дель Боско.

— Разумеется, я выполню вашу просьбу. Только надо условиться, куда и через кого я должен буду передать вам весточку.

Пока Донато и его генуэзский знакомец беседовали возле башни, Таисия спешно уводила дочь домой, а Лазарь неотступно следовал рядом, не давая девушке даже посмотреть в сторону. Вокруг шумела праздничная толпа, но у Марины не было ни желания, ни возможности разделить городское веселье. Иногда в толпе мелькали знакомые лица, но мать и отчим не останавливались, чтобы с кем-нибудь поговорить.

Придя домой, Таисия водворила дочь в ее комнату и объявила:

— Теперь-то уж точно выдадим тебя замуж за Захария. Надо это сделать, пока не поздно, а то уж скоро слухи пойдут о тебе и этом женатом латинянине, тогда тебя никто из порядочных людей замуж не возьмет.

— Но я не хочу замуж! — воскликнула Марина. — Я не люблю Захария!

— А чего же ты хочешь? Стать любовницей этого латинянина? Да он тебя бросит, как только натешится! Или, может, хочешь окончить свои дни в монастырской келье, как Рузанна?

Напоминание о сводной сестре тут же привело мысли Марины к отцу Панкратию, и она решила как можно скорее пойти к нему на исповедь, чтобы передать сведения от Донато. К тому же встреча со священником была теперь для нее единственной возможностью отлучиться из дома, и Марина заявила матери:

— Я дам тебе ответ, когда посоветуюсь с отцом Панкратием. Он мудрый человек и подскажет мне правильное решение.

— Может, и мудрый, а только зря он давал тебе читать книги, — проворчала Таисия. — Лишнее это занятие для девушки, баловство. Женское счастье не в учености состоит.

— Счастье каждый по-своему понимает, — сказала Марина и отвернулась к окну.

— Ладно, посиди, поразмысли, какое тебе счастье надобно, — вздохнула Таисия. — Думаешь, мне тебя не жалко? Да у меня сердце кровью обливается, когда подумаю, что придется отдавать тебя замуж против твоей воли! Но нет у меня другого выхода! Вижу, что люб тебе этот латинянин, я бы даже и согласилась на него и Лазаря бы уговорила, но ведь Донато твой — женатый человек! Пусть и не любит он свою жену и не живет с ней, но ведь она есть! А ты с ним можешь жить только в грехе и позоре! Это хоть понимаешь?

Слушая наставления матери, Марина сначала отмалчивалась, а потом не выдержала и со слезами в голосе воскликнула:

— Я все понимаю! Но не могу приказать своему сердцу! И рядом с Донато я не боюсь греха и позора! Можешь меня осуждать, но я не виновата, что люблю его! Значит, так Бог велел, ведь без божьей воли любви не бывает!

Услышав отчаянную отповедь дочери, Таисия растерянно заморгала и отступила назад, прижав руки к лицу. Она вдруг поняла, что сейчас бесполезно в чем-либо убеждать девушку, и, решив оставить ее в покое, тихо вышла из комнаты.

Но Марина недолго предавалась отчаянию. Подспудно в ней крепла уверенность в том, что Донато обязательно найдет какой-нибудь выход. Сама же она решила в ближайшие дни постараться выйти из дому одна, без сопровождения, чтобы Донато имел возможность дать ей какой-нибудь знак.

Вскоре после окончания праздников они с матерью пошли в церковь Святого Стефана, где в этот день должен был править службу отец Панкратий. По дороге Таисия не отпускала дочь ни на шаг, даже держала ее за руку, и все-таки материнская опека не помешала девушке почувствовать тот взгляд, который всегда казался ей магическим. Донато стоял на возвышении возле стены, что вела к башне Криско, и не сводил с Марины своих блестящих черных глаз, в которых девушка прочитала и нежность, и страстный призыв. Но на римлянина обратила внимание и Таисия, которая тут же попеняла дочери:

— Зачем вертишь головой в его сторону? Думаешь, люди не заметят, как ты переглядываешься с женатым латинянином?