Призрак для Евы - Рут Ренделл

Минти гладила рубашки для Джока, не очень много и нечасто, но если он оставался на ночь, не позволяла ему утром надеть ту же рубашку. В следующий его приход она вручала ему чистую, и Джок говорил, что не встречал никого, кто гладил бы лучше Минти. В тот день он повел ее в боулинг. Это был самый удивительный день в ее жизни. Минти приладила картонный воротничок, а когда вкладывала рубашку в целлофановый пакет, по ее щеке скатилась слеза и упала на тонкую прозрачную пленку. Минти вытерла слезу и вымыла руки. Потом подумала и вымыла лицо. В тесной маленькой комнате пахло моющим средством и зноем — не паленой тканью, а по-настоящему жарким летним днем. Она была одна: никто на нее не смотрел, никто с ней не спорил. Призраки не появлялись все утро. Минти начала гладить одну из последних рубашек — оставались еще две — белую, в очень светлую розовую клетку.

Соновия устала ждать. На улице не происходило ничего заслуживающего внимания, если не считать двух молодых паршивцев, которые слишком долго заводили свои мотоциклы, и иранки, вышедшей из дома в черной складчатой парандже, скрывавшей ее всю, с головы до ног, так что видны были только усталые глаза. Трое детей ничем не отличались от других ребятишек — джинсы, футболки и сандалии. Соновия не могла этого понять.

— В чужой монастырь со своим уставом не ходят, — сказала она вошедшему в гостиную Лафу.

— Прошу прощения?

— Наши матери, приехав сюда, перестали так одеваться. Они адаптировались.

— Твоя мать в любом случае не одевалась, как монашка, — насмешливо ответил Лаф. — Насколько я помню. Если тебе это интересно, то миссис Пирс сидит в шезлонге на заднем дворе старика. Можешь выйти и посмотреть. Хочешь пива? Я выпью.

Соновия взяла пиво, но не отходила от окна еще минут десять, желая продемонстрировать, что просто отдыхает, а не караулит Гертруду Пирс. Потом решила, что пора уже готовить ленч, но тут появилась Минти. Соновии совсем не хотелось, чтобы та сама обнаружила Гертруду Пирс, что непременно случится, когда Минти выглянет из окна кухни, и поэтому помахала рукой и сообщила:

— Она не уехала. Сидит на заднем дворе.

Минти кивнула и состроила гримасу, выражавшую одновременно отвращение и сочувствие. Вставив ключ в замок, она ощутила необычное волнение и внутренне собралась. Никого и ничего. Как ни странно, войдя в холл, она сразу же поняла, что в доме нет призраков. Хотя в любом случае с ними можно разобраться потом. По непонятной причине Джозефин, прощаясь, поцеловала ее, и Минти до сих пор ощущала запах ее кожи, помаду на щеке, а также следы собственных слез.

Тем не менее первым делом она выглянула в окно и увидела соседей, Гертруду Пирс и мистера Кроута, которые сидели в облезлых старомодных шезлонгах. Между ними располагался шаткий столик с зеленым суконным верхом, на котором они играли в карты. Черный кот с поседевшей от старости мордой лежал на траве — неподвижно, как мертвый. Только, похоже, он никогда не умрет. Минти с трудом вспоминала времена, когда у соседа не было кота с мордой, похожей на лицо усатого старика, и походкой, которая становилась все более неуклюжей. У его головы закружился шмель, и уши животного дернулись, а хвост вздрогнул. Гертруда Пирс сложила карты в колоду и перетасовала.

Может, кот мистера Кроута опять был на кладбище и ходил по тому месту, где будет ее могила? Или подагрически ковылял по двум могилам Тетушки? Поднявшись наверх, Минти набрала ванну. В последнее время, принимая ванну, она каждый раз думала о деньгах и том, что могла бы потратить их на установку душа. Минти бросила одежду на пол. Разумеется, утром вещи были чистыми, но ей казалось, что на них остался запах Джозефин, замусоренной улицы, выхлопных газов от грузовиков и такси, дыма сигарет, которые люди выкурили между «Чистюлей» и ее домом, и брошенных на тротуар окурков. Минти терла себя щеточкой для ногтей — не только ладони, но полностью руки и ноги. Кожа под слоем воды была ярко-розовой. Затем пришел черед щеточки для спины. Обмакнув голову в воду, Минти намылила волосы шампунем, энергично растирая кожу головы кончиками пальцев. Потом стала на колени и прополоскала голову под краном. Жаль, что у нее нет душа!

Когда она вытиралась, обмотав голову вторым полотенцем наподобие тюрбана, что-то подсказало ей, что призраки вернулись. Но не сюда. Следует отдать должное Тетушке: она никогда не впустит незнакомого человека в ванную. У нее были свои понятия о скромности, и Минти с девятилетнего возраста не появлялась перед ней без одежды. Призраки были за дверью. Пусть подождут. Минти побрызгала дезодорантом не только под мышками, но также подошвы ног и ладони — наступило лето. Потом надела белые хлопковые брюки и белую футболку в бледно-голубую полоску. Обе вещи были «остатками» из химчистки, то есть взяты из числа вещей, которые по каким-то причинам владельцы не забирают, и через шесть месяцев Джозефин продает их по два фунта за штуку. Минти имела скидку и заплатила два фунта за две вещи. Она и не подумала бы их брать, если бы они подлежали только сухой чистке, но оказалось, что футболку и брюки можно стирать, что Минти и проделала несколько раз, а брюки даже прокипятила, отчего они уменьшились в размере и стали лучше сидеть. Она причесалась, завернула грязную одежду в полотенца и, набрав полную грудь воздуха, распахнула дверь.

Призраки ждали снаружи, в нескольких ярдах от ванной, на пороге Тетушкиной спальни. Минти коснулась всех деревянных предметов, до которых только смогла дотянуться — розовых, белых, коричневых, — но призраки не исчезли. Сегодня миссис Льюис выглядела четче и плотнее Тетушки. Она походила на живого человека, обычную старуху, которую можно увидеть на улице, возвращающуюся домой из магазина. Несмотря на теплый день, на ней было зимнее пальто из темно-красной шерсти — цвет, который Минти особенно не любила, — и темно-красная фетровая шляпа, нахлобученная на самые уши. Значит, там, откуда они пришли, можно менять одежду, с удивлением подумала Минти.

Тетушка, державшаяся позади матери Джока и казавшаяся гораздо выше, чем при жизни, была похожа на тень, нечто расплывчатое, на что хочется взглянуть еще раз, чтобы проверить, не мираж ли это. Но под взглядом Минти ее фигура стала четче и плотнее. Минти вспомнила, что, когда она была ребенком, кто-то из родственников или знакомых, возможно, муж Кэтлин или Эдны, увлекался фотографией и сам проявлял снимки. Муж Эдны, вдруг вспомнила она, сама себе удивляясь. Минти видела, как он печатает фотографии и как на белом листе, погруженном в жидкость, появляется изображение. Примерно то же самое происходило с Тетушкой: из полупрозрачной, размытой тени она превращалась в саму себя.

Не выпуская из рук одежду и мокрые полотенца, Минти смотрела на них, а они на нее. На этот раз Минти заговорила первой. Обращалась она к Тетушке.

— Ты не имела бы с ней никаких дел, если бы знала, что она передо мной в долгу. Ее сын взял все мои деньги и твои тоже — те, что ты мне оставила, — и она могла бы их вернуть. У нее было время, только она этого не сделала.

Тетушка молчала. Миссис Льюис продолжала смотреть. Пожав плечами, Минти отвернулась и сошла вниз. Она сложила полотенца и одежду в стиральную машину, включила ее и вымыла руки, подумав, что несла бы грязные вещи на вытянутых руках, если бы не встретила этих двоих на лестничной площадке. Миссис Льюис спустилась вслед за ней — одна. Тетушка исчезла. Может, прислушалась к словам племянницы?