Ночной хозяин - Данил Коган

— Тттт. Замолотила молотилка, замолола мельница. Придержи коней, Хартвин. Сперва расспросим нашего маленького друга.

— Это какого?

— Сейчас увидишь. В вашем семействе есть дар?

— Есть, но слабый. Доннеры получили право на родовой алтарь всего триста лет назад. Сейчас главой рода Доннер и одаренным — адептом — является мой дядя. Но наше семейство имеет весьма древние корни!

— Верю, — сказал Оттавио, влезая на стул и отцепляя от стены амулет с тигровым глазом. — Ну что ж, посмотрим. Хартвин, принеси мою каббалистическую доску.

Он положил амулет на доску, достал золотую иглу, проколол подушечку пальца и капнул на него кровью. Затем отцепил аграф и начал возиться с настройкой, связывая талисманы между собой. Исчертив аспидно-черную поверхность каббалистической доски колдовскими символами, он положил амулет в центр одной композиции символов, а аграф в центр другой.

— Ostende mihi! [128] — велел он, подавая силу на узлы питания доски.

— Ух ты! Вот это да! — отреагировал Хартвин на изображение, возникшее над доской. Собственно, ничего интересного там не было. Там был сам Хартвин, вошедший в кабинет и усевшийся за стол.

— Ааа, Темные духи. Вот я idiotо! Надо было познакомить амулет с тобой, чтобы он не запоминал твои телодвижения. Ты часто бывал в кабинете в мое отсутствие?

— Не очень. Нечасто, ворст.

— Ладно, смотрим.

Следующие два часа прошли скучно. Духу амулета был дан приказ запоминать только моменты, когда в кабинете кто-то находился, неважно, дух или человек, поэтому созерцанием пустого помещения заниматься не пришлось. Все эти два часа они наблюдали Хартвина. Очень много Хартвина.

Хартвин, забегающий за забытой шляпой. Три раза.

Хартвин, глубокомысленно ковыряющий в носу над бумагами. Часто.

Хартвин, разговаривающий с посетителем. Дважды.

Хартвин, пишущий письма.

Хартвин, разминающий кисть со шпагой.

Хартвин, убирающий осколки вазы.

И так далее, в том же духе. Хартвин страдал, глядя на себя, и ворчал, что дух амулета к нему пристрастен, а он, Хартвин, на самом деле себя так не ведет. Не все время. За вазу он, разумеется, заплатит из жалования.

Оттавио снисходительно улыбался. Он знал, по опыту предыдущего использования амулета, что длительное наблюдение за любым человеком изобличало в нем кучу странных и неприятных ухваток или привычек и было, кроме всего прочего, весьма скучным занятием.

И все же амулет был задействован не зря.

Ночная тьма не стала препятствием для взора существа с Той стороны. Оттавио и Хартвин наблюдали, как через стену кабинета просочилось туманное облако, метнулось к столу и сконденсировалось, явив взгляду наблюдателей Джакоба гер Рахе.

— Призрачный убийца! — воскликнул Хартвин.

— Вот какой у тебя дар одержимого, сучонок! — одновременно с ним заорал Оттавио, ударив кулаком по столу.

Изображение пошло волнами, амулеты немного сдвинулись, и дальнейшее было видно плохо, как будто через серую, перемежаемую черными и белыми маленькими черточками пелену.

Оттавио схватил Хартвина, кинувшегося к доске, за руку.

— Не трогай ничего, юноша! Смотрим дальше.

Гер Рахе деловито и с определенной сноровкой устроил обыск сперва рабочего места Оттавио, а потом и Хартвина. Наиболее внимательно он разглядывал несколько книг, которые извлек с полок, стоящих сразу за столом Оттавио. Одну из них он осматривал особенно долго и даже что-то записал на листе бумаги. После обыска, длившегося почти три часа, гер Рахе расположил все вещи на своих местах и покинул кабинет также через стену особняка. Судя по всему, он прекрасно видел в темноте, по крайней мере, ни свечей, ни фонаря он не зажигал.

Наблюдатели даже успели пообедать, еду им принесли из ближайшего кабака.

Оттавио мстительно улыбнулся: рыбка попалась на заготовленный крючок. Он пока еще не решил, будет ли подсекать леску, но был весьма доволен тем, что не ошибся в своих предположениях и приготовил ложную кодировочную книгу заранее.

Самым простым — и в то же время практически не поддающимся расшифровке способом кодировать сообщения — был так называемый «книжный шифр». Цифры в послании указывали страницу, абзац и слово в абзаце, которое имел в виду корреспондент. Ввиду того, что книги печатались малыми тиражами, и разные типографии, которых последнее время развелось какое-то неимоверное количество, делали абсолютно разные оттиски одних и тех же страниц, даже знание конкретной книги, послужившей для шифрования, не давало доступа к тексту сообщения. Нужно было знать типографию, год выхода и, чаще всего, конкретный тираж. Даже одна и та же типография обычно выпускала книги каждый раз с разным набором текста на страницах. Так что для того, чтобы перехватывать чужие шифрованные послания, нужно было иметь точную копию книги, по которой корреспондент проводил кодирование.

Оттавио оставил в шкафу книгу, в которой поставил множество точек, загнул несколько уголков и даже закапал воском страницы. Теперь он мог дезинформировать противника, отсылая якобы шифрованные сообщения с ложными сведениями по не очень надежным каналам, например, через канцелярию префектуры. Или оставляя черновики у себя на столе. В том, что гер Рахе снова наведается в кабинет, Оттавио практически не сомневался. Вопрос был только в том, какую именно игру затеять со столичным проверяющим, — в том, что игра будет необходима, ар Стрегон почти не сомневался.

— Мы же можем обвинить его во вторжении в жилище! И в убийстве! Надо бежать, сказать брату… — Хартвин заметался по кабинету, ища уличную одежду.

— О темные духи, за что мне это? Никто никуда не бежит. Стой, говорю! In primo, мы ничего никому не сможем доказать. Амулет больше не покажет эту сцену, как и все предыдущие. Посмотреть можно только один раз. Да если бы и показал — подобные картинки не являются доказательством Ipso jure [129]. Duende, подозревали мы его и так, сейчас просто убедились. Субпрефект приказал не трогать сучонка, у него слишком могущественные покровители. Что-то ему сделать мы можем, только, если у нас будут железные факты. Например, мы поймаем нашего столичного гостя с окровавленным ножом в руках во время принесения в жертву младенцев на алтарях Владык. Ad tertum, он может оказаться полезней живым и на свободе, чем за решеткой или мертвым. In summa, о том, что видел, молчишь в тряпочку. Понял?

— Понял, ворст, — неохотно проворчал Хартвин, — и все же так не правильно. Ведь он подозреваемому горло перерезал, как барану… Дворянину! Как с ним теперь общаться?

— Вежливо и холодно. Как с врагом. Не беспокойся, он не уйдет от наказания, но пока у нас связаны руки. Так, я пойду, навещу архив, а ты пока закрепи амулет на прежнем месте. Кстати, дай я тебя с ним познакомлю.