Геннадий Зюганов - Анатолий Житнухин

На пленуме ЦК, удовлетворившем просьбу Полозкова об освобождении его от обязанностей первого секретаря, Зюганов свою кандидатуру снял, несмотря на то, что выдвинул его на пост руководителя Компартии России писатель Юрий Бондарев — человек, к которому он испытывал огромное личное уважение. Посчитал, что сам факт голосования по альтернативной кандидатуре может вызвать трещину в руководящем ядре организации, с которой коммунисты связывали свои надежды на сохранение страны и возрождение авторитета партии. Отказ мотивировал отсутствием должного опыта парламентской работы.

К февралю 1993 года ситуация изменилась коренным образом. Теперь Геннадий Андреевич чувствовал за своей спиной поддержку не только близких ему по духу единомышленников — его идею сплочения вокруг партии широкой коалиции народно-патриотических сил восприняла огромная часть партийного актива, рядовых коммунистов. Работа Зюганова в патриотических организациях, особенно его участие в создании Фронта национального спасения, приносила ощутимые плоды. Была преодолена полоса отчуждения, долгое время существовавшая между коммунистами и патриотическими организациями, на смену взаимному недоверию пришло понимание необходимости совместных действий во имя спасения государства. На примере деятельности Зюганова тысячи беспартийных людей, озабоченных судьбой Родины, убеждались, что коммунисты — это не записные патриоты, как им внушали либеральные СМИ, а наиболее стойкие и последовательные борцы за коренные интересы народа.

Все это открывало для КПРФ реальные возможности расширения социальной опоры, привлечения на свою сторону широких масс трудящихся и интеллигенции, возвращения утраченного авторитета. Но перспективы эти выглядели отнюдь не безоблачными. Партии предстояло преодолеть не только серьезные внутренние противоречия, которые после всех событий, предшествующих созданию КПРФ, были просто неизбежны, но и подтвердить свое право называться Коммунистической, возглавить борьбу трудящихся за восстановление народовластия, попранных завоеваний социализма. То, что сейчас для миллионов сторонников партии выглядит как само собой разумеющееся, пришлось отстаивать — не только на словах, но, разумеется, и на деле. Как ни печально это сознавать, но в тяжелейшее для страны время коммунистические идеи стали предметом политической конкуренции. Так, одновременно со съездом, учредившим КПРФ, свой съезд провела Российская коммунистическая рабочая партия, которая объявила себя правопреемницей КП РСФСР и осудила «стремление партократов реанимировать антикоммунистическую линию Горбачева в партии с коммунистическим названием». В довершение всего съезд РКРП оценил работу ЦК КП РСФСР за минувший период как неудовлетворительную и исключил из партии В. Купцова, И. Антоновича, А. Ильина и Г. Зюганова — «за осознанное и неосознанное пособничество антикоммунистам, за отход от классовых позиций, за ликвидаторскую деятельность». С не менее категоричными оценками Зюганова и его соратников, «отвергших революционный путь борьбы с буржуазной контрреволюцией», выступили Всесоюзная коммунистическая партия большевиков и другие радикал-большевистские организации, призывавшие «отдать все силы на разоблачение ренегатов». Последний призыв не расходился с делом, вот только на политическую и организаторскую работу с массами, консолидацию трудящихся ресурсов у них, видимо, уже не хватило. Некоторые из этих партий сохранили свои названия и до наших дней, но практически все они так и остались в прошлом веке.

Положение, сложившееся в российском коммунистическом движении в начале девяностых годов, вряд ли можно считать нормальным. «Странно, нелогично, необъяснимо и ничем неоправданно наблюдать в течение целого десятилетия наличие до десятка коммунистических „партий“, „союзов“ и „платформ“, — пишет в одном из своих исторических очерков И. П. Осадчий. — Если ты действительно коммунист, то у тебя — марксистско-ленинское мировоззрение, идеалы народовластия, социальной справедливости, социализма, бескорыстного и беззаветного служения трудовому народу… Остальные вопросы — второстепенные, подчиненные. По ним можно спорить, убеждать друг друга, но в рядах одной организации, в одной „коммунистической бригаде“, объединенной общими идеями, делами, целями»[29]. Под этими словами могла бы подписаться масса рядовых коммунистов, которых, мягко говоря, никогда не волновали тонкости идейных противоречий, существовавших между партийными лидерами. Но мало кто из них сделал шаг к сближению друг с другом, пренебрег амбициями во имя высших целей. Тогда, в феврале 1993 года, руководители большинства коммунистических организаций участвовали в работе съезда российской Компартии, но отказались войти в руководящие органы КПРФ, где за ними были специально зарезервированы места. Мотивировали они свои отказы разными причинами, но суть-то их была всем понятна: лучше иметь небольшую партию, но свою. В результате II съезд российских коммунистов, задумывавшийся как восстановительно-объединительный, свою вторую главную задачу — собрать разрозненные силы в единый кулак — так и не решил.

Не следует также забывать, что Зюганов принял руководство партией в обстановке жуткой антикоммунистической истерии, которая стала главной ширмой, прикрывавшей антинародную и антигосударственную суть деяний Ельцина и его приспешников. В сознательную жизнь уже вступало целое поколение, отравленное ядом антикоммунизма, с искаженным представлением об истории собственной страны, о ее духовных и культурных ценностях. Давно уже был исчерпан и кредит доверия партии со стороны старших поколений. Одним изменением политического облика Компартии его восстановить было невозможно: слишком часто за последние годы люди оказывались обманутыми. В сознании рядовых партийцев стоял образ прежней партии — организации всевластных «верхов» и бесправных «низов». К сожалению, не сбылись ожидания организаторов воссоздания КПРФ, что под ее знамена вернутся миллионы тех, кто состоял в рядах Компартии России до августа 1991 года. Лишь только каждый пятнадцатый из них подтвердил свое членство в новой партии. К тому же, как вспоминает Геннадий Андреевич, коммунисты были насторожены и ничего не хотели принимать на веру. Хотя в целом позиция партии, которую простые люди не без основания олицетворяли со взглядами Зюганова, встречала понимание, звучали и сомнения. Они высказывались и на многочисленных встречах, в которых Геннадий Андреевич участвовал едва ли не ежедневно, и в поступавших ему письмах. Приведем наиболее типичные выдержки из них:

«Среди тех, кто публично выступал против Горбачева, был т. Зюганов. Нельзя не уважать его за это. Но как можно состоять с ним в одной партии настоящему коммунисту, если Зюганов — автор и проводник в жизнь теории примирения красных и белых?

А. Шехирев, Набережные Челны».

«Никто не возражает против объединения всех оппозиционных сил. Но ведь это всего лишь задача минимум, верная на данный период. Однако значит ли это, что партия на сегодня должна отказаться от своей стратегической линии? Она ведь объявила себя коммунистической.

Л. Халафян, Москва».

Без ответов на эти острые вопросы воссоздать массовую партию и сплотить ее было невозможно. Приходилось объяснять, что время упрощенного толкования социализма безвозвратно ушло в прошлое, что в изменившихся исторических условиях особую актуальность обретает умение партии, не теряя своей стратегической линии, объединять вокруг себя все конструктивные силы, способные словом и делом служить своей стране, своему народу.