Прогулки с Хальсом - Карина Тихонова

На следующий день братья, как обычно, закрылись в мастерской. В дом потянулись ученики, стало шумно и людно, но Лисбет не роптала. Конечно, она и не подумала выполнить данное Франсу обещание и забить гвоздями дверь проклятой комнаты. Она поняла: если это сделать, Франс не проживет и дня. Ничего с этим не поделаешь, значит, нужно смириться. И Лисбет смирилась.

Москва, ноябрь 2007 года

Громко хлопнула входная дверь. Лена расхохоталась, повернулась к Антону, приглашая разделить веселье. Увидела бледное лицо человека, приговоренного к смерти, и немедленно перестала смеяться. Неужели правда? Не может быть!

— Что с тобой?

Антон не ответил. Упал на диван и обхватил голову дрожащими руками. Лена незаметно оглянулась. Может, сбежать, пока не поздно? Дверь не заперта… Антон поднял на нее больные умоляющие глаза, и Лена забыла о своем страхе. Человек с такими глазами не может быть убийцей. Этот взгляд принадлежит жертве.

— Не переживай, — спокойно сказала Лена. — Неужели ты думаешь, что я ей поверю? Ежу ясно, что эта тетка тебя смертельно ревнует, поэтому и придумала всю эту мерзость. — Она наклонилась, пытаясь заглянуть в глаза Антона, которые он упорно закрывал ладонями. — Так ведь? — Она с силой развела его руки и повторила: — Так ведь?

Проще всего было ответить «да» или просто кивнуть. Но Антон знал: если у него сейчас не хватит сил вырваться за пределы мелового круга, то не хватит никогда. Пришло время отодвинуть занавеску, за которой прячется жуткое «нечто», и взглянуть в глаза своему страху.

— Не так.

Лена быстро отодвинулась, но Антону уже было все равно. Даже если она сейчас встанет и уйдет навсегда, он должен вырваться на свободу.

— Ты хочешь сказать…

— Нет, — перебил Антон и сам поразился тому, как твердо звучит его голос. — Это было не убийство… в прямом смысле.

Лена глубоко вздохнула, напряжение в ее глазах слегка ослабло.

— Но Лина права. По сути, я убил свою жену. — И Антон, глядя в точку на полу, начал монотонно рассказывать о событиях четырехлетней давности.

Жизнь с Верой в последние годы напоминала фильм ужасов. Ее настроение совершало резкие скачки от слезливых причитаний до приступов оглушительного самодурства. Антону запрещалось выходить из дома больше чем на час. Если он опаздывал хотя бы на десять минут, Вера закатывала дикий скандал.

Потом ее охватывало раскаяние, и это было еще страшнее, чем истерика. Вера устраивалась в кабинете мужа и, не отрываясь, следила за тем, как работает ее Тотоша. Это обращение бесило Антона до безумия. Оно вызывало в памяти лохматую мультяшную собачку, принадлежавшую девочке по имени Элли. А может, оно бесило его еще и потому, что Антон тоже стал собственностью старой вздорной тетки. Она купила Антона с полного его согласия. Обмен и возврат товара в таких случаях запрещены. Стоило Антону сосредоточиться на работе и забыть о постороннем присутствии, как Вера немедленно вмешивалась в процесс:

— Тотоша, прочитай, что ты написал.

— Вера, не отвлекай меня, — просил Антон, с трудом сдерживая ненависть.

Иногда ему удавалось обороняться целый час, иногда минут пятнадцать, но кончалось все одинаково. Вере надоедало изображать ангела-хранителя, она начинала охать, капризничать и требовать внимания. Антону приходилось бросать работу и укладывать жену в постель. А потом он сидел рядом с ней и читал вслух какой-нибудь слюнявый дамский роман про любовь, которой не бывает в нормальной жизни. Холодные костлявые пальцы время от времени стискивали его ладонь. Антон отвечал на пожатие, хотя ему казалось, что он пожимает руку своей Смерти.

В тот кошмарный день все не заладилось с самого утра. Антон отправился в магазин, чтобы пополнить опустевший холодильник, не смог преодолеть искушение и прогулялся по набережной. Вернувшегося Антона встретил залп нечленораздельных рыданий. Он был готов к порке. Молча повесил на вешалку куртку и отправился на кухню. Вера потащилась следом. Молчание Антона раздражало ее гораздо сильнее, чем бодрая перепалка. Во время ссоры Вера сбрасывала излишек негатива.

Антон вынимал из пакета продукты, а Вера хватала упаковки своими сухими скрюченными пальцами и внимательно рассматривала выпуклыми близорукими глазами.

— Икра просроченная, колбаса слишком жирная, я просила творожок с изюмом, не пью кофе с ароматизатором, хлеб несвежий… — Терпение Антона взорвалось как бомба, и бесшумно вырос гриб ядерного взрыва. — Что ты молчишь? — продолжала Вера, накаляя себя до нужного градуса. — Скажи откровенно, что ждешь не дождешься, когда я сдохну, вот и приволок списанные продукты!

Антон уставился в ненавистное рыхлое лицо, обрамленное седыми патлами, и процедил сквозь зубы:

— Оставь меня в покое.

Вера повеселела. Завязывался бой, а это был испытанный способ немного поднять настроение. Ведь Антон, как любой купленный боец, должен был в конце раунда лечь под противника.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Я к этому не привыкла! Кто ты такой? Если бы не я, ты бы уже давно с голоду сдох!

— Лучше бы сдох, — пробормотал Антон.

— В таком случае можешь проваливать, — воинственно объявила Вера. Это был беспроигрышный ход, после которого Антон не подавал реплик. Но в этот раз его заклинило.

— С радостью! Наконец-то выйду на свободу!

Он пошел в спальню, открыл гардероб и начал сдергивать с плечиков свои вещи. Вера сначала растерялась, а потом проворно засеменила следом за мужем.

— Ну уж нет! — заявила она, выхватывая рубашку. — Ты уйдешь из моего дома так же, как пришел: нищим!

Антон не спеша скомкал фирменный замшевый пиджак и швырнул его жене в лицо.

Вера ахнула от испуга и заверещала:

— Подонок! Подонок! Я вызову милицию! Я посажу тебя на всю оставшуюся жизнь!

Антон, не обращая внимания на ее вопли, вышел из спальни. Вера права: он ничего не станет забирать из этого проклятого дома, где были убиты двадцать два года жизни. Возьмет только диски со своими текстами. Компьютер тоже куплен на деньги Веры, значит, останется в ее полной собственности. Пускай гвозди процессором забивает, все равно ничего больше она с этой техникой делать не умеет.

Антон быстро упаковал диски в специальный контейнер и огляделся. Кажется, ничего не забыл. Но когда он надел куртку, из спальни донесся слабый голос жены:

— Тотоша…

Антон вытащил из кармана связку ключей и вернулся в спальню. Вера лежала поперек кровати. Бледное лицо перекошено судорогой, синие губы едва шевелятся, в пальцах зажат ингалятор. Антон тихо выругался, так осточертело ему это бесконечное притворство!

— Вот мои ключи, — сказал он, швыряя связку на кровать. — Встань и закрой дверь.

— Тотоша, — прохрипела жена, — пожалуйста…