Свой среди чужих - Александр Афанасьев

Монастырь вырос перед нами внезапно, его ворота были сразу за одним из поворотов. Высокие, несколько метров ворота, старое, потемневшее от времени дерево, замшелый камень стен, заржавленные петли, высотой с половину человеческого роста – старинные, кованые, очень редкие. Наверху, на стенах, – явно дорожка для стражников, через равные промежутки в стенах – бойницы, чтобы можно было держать оборону. Это не выглядело монастырем в современном понимании, такие монастыри я видел на Восточных территориях, это были не только монастыри – но и военные аванпосты, не раз и не два в их крепких стенах скрывались верующие, пережидая набег исламских экстремистов.

Тихон нажал на клаксон – и резкий его звук распорол благословенную тишину этого горного места. Монастырь стоял на вершине горы, и к нему просто так было не подступиться ни с одной стороны.

Дверь открылась, навстречу вышел монах. В черной сутане, подпоясанный простой веревкой, как делают только самые нищенствующие католические ордена[79]. Но я заметил кое-что, что простой человек вряд ли бы заметил. Прорез – на сутане сбоку. Как раз там, где обычно бывает подмышечная кобура для пистолета.

Интересные тут монахи.

Привратник подошел к машине, пристально вгляделся.

– Да хранит тебя Господь, брат Витторио, – наконец сказал монах по-русски, – кто это с тобой?

– Друг.

– Русский?

– Да, – ответил я за новоиспеченного брата Витторио и тоже по-русски.

Удивительно, но этого простого слова, сказанного по-русски, оказалось достаточно – брат-привратник отступил и махнул кому-то. Я даже уже и не удивился – не исключено, что все это время мы находились под прицелом пулемета, смотрящего на нас из одной из бойниц.

Мы въехали внутрь, в темный, поросший аккуратно скошенной травой двор. Тихон, он же брат Витторио, ехал уверенно, мы проезжали мимо небольших групп братьев, послушников, кто-то трудился, кто-то отдыхал – и у одного монаха, выглянувшего из какого-то невысокого, двухэтажного, с большим крыльцом здания, я увидел автомат Beretta ARX-160, которым не была еще перевооружена вся итальянская армия, ее получали только десантники и части первой готовности.

– Нельзя открыто носить оружие, – сказал Тихон, – только ночью, и то осторожно. Мы знаем, что они могут следить с неба.

– Кто они?! Что, ко всем чертям, здесь происходит?!

– Немного терпения, синьор вице-адмирал, сами все поймете.

Машины здесь содержались как лошади – под огромным навесом на дворе, их было намного больше, чем нужно для такого монастыря, – штук двадцать. И машины эти были не такие, какие ожидаешь встретить в монастыре. Уж в чем, в чем, а в машинах я разбираюсь. Все они, начиная от маленькой «Альфа-Ромео» и заканчивая вон той «Ламборгини 4*4», подобраны по одному принципу. Максимум незаметности и максимум мощи. Я не удивлюсь, если вон на той, с виду маленькой «Альфа-Ромео» стоит самый мощный из возможных мотор, трехлитровый, с двойным турбонаддувом, мощностью двести шестьдесят сил. Да и «Ланчия Дельта-Интеграле», на которой мы приехали, не относится к категории простых и доступных машин, это уличный боец, стритфайтер. Работая в сфере безопасности, я привык к лимузинам и огромным североамериканским внедорожникам, а вот для Италии с ее горными дорогами и узкими улочками городов – это, наверное, самый оптимальный выбор из возможных.

К нам подошли трое братьев, ни у одного из них не было видно оружия, но я знал, что оно у них было, чувствовал. Просто прячут. Да и… не бывает в нормальном монастыре столько монахов примерно одного возраста… я не видел тут ни стариков, ни молящихся, ни туристов. Да, неладно что-то с этим монастырем, неладно.

– Слава Богу! – сказал один из подошедших монахов.

– Да, слава Богу, брат. Там, в багажнике, один из этих, забери. В трапезной осталось от завтрака?

– Осталось, брат, тебе оставили…

Эти не обратили на меня ни малейшего внимания. Видимо, тот, кто был впущен внутрь, априори признавался своим.

– Идемте, синьор. Сюда, трапезная здесь. Потрапезуем, чем бог послал.

Когда мы шли к трапезной – тому самому двухэтажному зданию внутри двора, – я не удержался и обернулся. Трое братьев, не особо церемонясь, вытаскивали из багажника «Ланчии» связанного человека…

По трапезной – это если пользоваться местной терминологией, а так это столовая для личного состава части – можно много чего узнать, если знать, что смотреть. Количество посадочных мест, чистота, вольнонаемный или нет обслуживающий персонал, наличие отдельных мест для офицеров, меню. Здесь чем больше я смотрел, тем больше убеждался, что это никакой не монастырь.

Старинные, темные скамьи и низкие столы – за ними неудобно сидеть, они такие, потому что в Средние века люди были намного ниже нас. Большое темное распятие на чисто выбеленной стене – распятие деревянное, и видно, что вышло оно из-под резца мастера. Раздаточное окошко не как в военной части – ты заходишь на кухню и черпаешь черпаком из котлов, ни в одной военной столовой такого нет. Чистота и порядок, типичные как для военной части, так и для монастыря, повара тоже в сутане, в углу – как дрова – стоят два прислоненных к стене автомата, прикрытых тряпкой, никакого меню нигде не вывешено, посуда чистая, вода – только холодная, горячей нет. В те времена, когда строилось это сооружение, горячая вода из-под крана не относилась к числу обязательных удобств.

Подносов не было, мы подошли к одному из котлов и зачерпнули черпаками суп. Суп был типично местный, острый и фасолевый, с какими-то овощами, очень наваристый – не суп, а почти что пюре. Хлеба к супу не было – в Италии едят не так много хлеба, потому что здесь, на этих неудобных для возделывания почвах растет немного зерна. Зерно экспортируют из Африки[80], а здесь выращивают виноград, фрукты и маслины.

Суп мы съели в полном молчании, ложки были старые, не алюминиевые, а из нержавеющей стали, с каким-то вензелем. Пошли за вторым – это было мясо с приправами, хорошо, кстати, живут, на завтрак – мясное блюдо. Было и третье – морепродукты, в Италии весьма популярная вещь, профессия рыбака здесь одна из самых почитаемых. Вина никакого не было, вместо вина мы запили завтрак монастырским пивом – очень густым и сытным. Не тем, что в бутылках продают, а настоящим, живым пивом.

– Мда… – сказал я, когда мы покончили с пивом, – если вы тут так завтракаете, то как же вы ужинаете?