Идея фикс - Софи Ханна

– Ты, наверное, обиделась, – предположила Бин.

– Ничуть. Я начала хохотать – подумала, что я еще не слышала такой остроумной шутки. Я с облегчением почувствовала, что все будет хорошо, – Кит получит свой обожаемый дом, а для меня он станет любимым домом, получив название. Конечно, до какой-то степени я понимала, должно быть, что могу выдумать и какие-то новые препятствия… – Я поморщилась, удрученно покачав головой. – Интересно, что это могло бы быть: невыносимо отвратительные дверные ручки или почтовый ящик… Пребывая в том истерическом состоянии, я могла возненавидеть совершенно случайные вещи, причем с необычайной легкостью, однако тогда я не понимала этого. Кит тоже испытал облегчение. У нас возникло почти… ну даже не знаю, какое-то праздничное настроение. Мы не пошли сразу спать – остались возле компьютера, просматривая на сайтах названия домов, и смеялись над нелепыми предложениями: «Ребро Фортуны», «За Гранью Разума»… Очевидно подобные названия действительно популярны – по крайней мере, так говорилось на том вебсайте. Я заявила, что в это верится с трудом, но Кит заверил меня, что некоторые из его коллег вполне могли бы додуматься до таких идиотских названий. «Это распространенный недостаток: люди считают себя на редкость остроумными, хотя на самом деле они тупы и бездарны, – добавил он. – “За гранью разума”! С тем же успехом можно назвать дом “Моя Бездарность”. Я спросила его, как бы он хотел назвать наш.

– И что же он ответил?

– О, Кит наговорил кучу чепухи – заведомо глупые названия, чтобы поддразнить меня. Не думаю, что он особо задумывался – понимал, что это всего лишь пустая болтовня. Название должно быть идеальным, и оно должно было исходить от меня – а для успокоения моих тревог нужно было нечто очевидное, типа «Домашний очаг» или «Родовое гнездо». А Кит начал нести всякую чушь. «У меня есть идея, – заявил он, – давай назовем его “Центром Дохлой Кнопки”. Как ты думаешь, разозлит это персонал “Центра Хло Клопски”? Или почтальона?» Я попросила его не болтать чепухи. Не предполагая, что только усугублю ситуацию.

Эти воспоминания, не всплывавшие так много лет, внезапно стали более живыми, чем реальность. Перед моим мысленным взором встала ясная картина того, как я сижу за письменным столом в квартире Мартленд-тауэр, Кит стоит рядом на коленях, и оба мы в пижамах. В те дни у нас был только один компьютерный стул. Я давилась от смеха, хохотала до слез, едва слыша голос мужа.

– Притворяясь чертовски серьезным, он провозгласил: «Чем больше я думаю об этом названии, тем больше оно мне нравится: “Центр Дохлой Кнопки”. Мы закажем декоративный диск для входной двери. Нет, придумал, даже лучше – пусть он будет называться “Пардонер-лейн, 17”»…

Последние мои слова, не слетев с языка, растаяли в безмолвии, вдруг порожденном новым острым приступом страха.

Какого страха? Чем же он вызван?

Центр Дохлой Кнопки. Центр Дохлой Кнопки…

Я неуверенно встала и привалилась к стене.

– Конни? Что случилось? – забеспокоилась Элис.

Я поняла, что видела, – вспомнила ту ускользнувшую деталь, которая не всплывала в моей памяти до этой самой минуты. Да. Именно эта деталь. Она определенно была там, когда передо мной кружилась та гостиная с мертвой женщиной и кровью. Но ее не было на изображении этой гостиной, без мертвой женщины, и ее не будет в виртуальном туре по дому одиннадцать по Бентли-гроув, если я посмотрю его сейчас. Теперь там ее нет.

– Мне надо идти, – бросила я Элис.

Схватив сумочку, я выбежала из кабинета, не обращая внимания на призывы врача немного задержаться и забыв даже взять лекарство, которое она поставила для меня на край стола.

* * *

Вещественное доказательство №: CB13345/432/25IG

Вулкан

Сочинение Тилли Гилпатрик, 20 апреля 2010 года

Превосходное сочинение, Тилли! Есть красивые образы!

Нет, это отвратительные стихи, даже для пятилетнего ребенка.

Вот хорошие стихи:

23 июля 2010 года

Иен Гринт явился раньше назначенного времени. Саймон и предполагал, что увидит его раньше. И с первых секунд встречи он почувствовал раздражение кембриджского детектива, недовольное нетерпение человека, которому необходимо доказать людям, причем доказать быстро, что они ошибаются. Жестом предложив Уотерхаусу выпить по пинте пива и получив ответный кивок, Гринт направился к барной стойке. На самом деле ему понадобилось не так много времени, как думали они с Иеном. Саймон закончил читать материалы дела полчаса назад и вышел прогуляться. Паб, выбранный Гринтом, «Живи сам и другим не мешай», находился в жилом квартале, поэтому его коллеге не удалось полюбоваться историческими университетскими зданиями, которые Чарли советовала ему посмотреть, чтобы приобщиться к древней красоте. Он увидел только современные дома да еще один небольшой паб: «Шесть склянок».

Прогуливаясь по улицам, Саймон пришел к заключению, что, по сравнению со Спиллингом, Кембридж выглядит более впечатляющим. И более толерантным к тому же. Его удивила окраска входных дверей: желтая, оранжевая, сиреневая, розовая, ярко-бирюзовая. Очевидно, жители этого города полагали, что внимания достойны все оттенки спектра, в то время как жители Спиллинга предпочитали более темные и благородные цвета: черный, бордовый, темно-зеленый. Саймон сомневался, что во всей долине Калвер-вэлли найдется хоть одна оранжевая дверь. Даже пабы в Спиллинге имели стародавние традиционные названия: «Бурая корова», «Звезда», «Пшеничный сноп», «Корона»… Никогда, до скончания веков, хозяин в Спиллинге не выбрал бы для своего заведения название «Живи сам и другим не мешай». Скорее уж там могли назвать бар «Живи сам и брюзжи на тех, кто не желает жить по твоим правилам», для краткости «Живи и брюзжи».

«А уж в забегаловку “Лив и Крис Гиббс”, – вдруг подсознательно подумал Саймон, – Чарли отказалась бы даже заглянуть».