Заговор обреченных - Богдан Сушинский

– Господи, да это же сама судьба послала моряку моряка. Если вы не спасете меня, господин адмирал, я прорвусь на крейсер, с которого меня списали, и взорву себя там прямо на капитанском мостике.

Пьяную угрозу его адмирал всерьез не воспринял, зато безбрежная наглость флотского офицера показалась ему многообещающей. И он добился того, чтобы Рюнтель стал его адъютантом.

– Вы помните, о чем мы с вами говорили вчера, Кранке? – сурово дохнул в трубку коньячным перегаром Фосс. По случаю «парижских гастролей», придуманных на совещании у фюрера, он позволил себе слегка увеличить и так немалую традиционную дозу «на ночь причащаясь».

– О чести флотского офицера. Мы ее не посрамили, – глухо пробубнил в трубку Кранке, демонстративно подчеркивая, что дело не в докладе начальству, а… в самом деле, которое он сделал. – Я собрал своих сухопутных мореманов со всего «Большого Парижа» и предъявил этому вонючему губернатору Штюльпнагелю такой ультиматум, что он наложил в штаны, решив, очевидно, что, если не подчинится, то я введу в Сену наш северный флот.

Оба адмирала рассмеялись.

– Значит, вы основательно ввязались в драку?

– Мы даже заставили Штюльпнагеля выпустить из-под ареста группенфюрера Оберга, шефа гестапо Кнохена и более тысячи прочих эсэсовцев – вот что мы сделали, не произведя при этом ни единого выстрела.

– Что… вообще? – не поверил Фосс.

– Это могут подтвердить Оберг, Кнохен и все штабисты Штюльпнагеля. Разве что какой-то мореман по пьянке пальнул вслед парижской проститутке, – такое с нашими парнями, как вы знаете, иногда случается, – самодовольно рассмеялся Кранке. – Я хочу, чтобы гестапо и СС поняли: флот – это флот. И его традиции – это его традиции. Пусть нам прикажут – и мы наведем порядок не только здесь, но и в Берлине.

– То есть вы полностью владеете ситуацией в Париже? – поморщился Фосс. Склонность Кранке к бахвальству была общеизвестной, так что главное – вовремя остановить его.

– Почему мы? Теперь ею владеет гестапо и служба безопасности. Уже пошли первые аресты. Мы свое дело сделали, дальше пусть вермахт и СС выясняют отношения между собой.

– Не они, адмирал, не они. Не гестапо и СС, – недовольно проворчал Фосс. – Вы владеете ситуацией, вы, Кранке. Разве не вы предъявили ультиматум, не вы заставили освободить арестованных?.. Вы понимаете меня, черт возьми?!

Кранке соображал так же туго, как и сам Фосс. Почувствовав перелом в событиях, он под утро позволил себе не меньшую дозу, нежели сам представитель флота в ставке Гитлера.

– Конечно, мы, господин вице-адмирал, – наконец раскрутил свой подржавевший винт Кранке. – Путч подавлен нами в течение нескольких часов. Мои посты сейчас у казарм Военной школы и у штаба командования войсками во Франции. Сейчас я выставлю их у каждого германского штаба, какие только имеются в Париже. Мы покажем, что флот – он и в Париже флот. Если так нужно.

– Нужно, Кранке. И помните: то, о чем я только что услышал от вас, через несколько минут будет доложено гроссадмиралу Деницу, а затем лично фюреру. Лично фюреру!

Предупреждение было нелишним. Фосс понимал, что его сведения будут не единожды проверены, и важно, чтобы Кранке придерживался именно этой версии: он хозяин положения, даже если исключительно по своей глупости сразу же уступил инициативу опростоволосившемуся Обергу. «Дипломатия» флотских офицеров известна: потопил врага – и скрывайся в ближайшей гавани.

– Гроссадмирал Дениц в курсе: Кранке зря якорей не рубит, – с некоторым опозданием последовало заверение парижского бульварного флотоводца. – Так и напомните ему. Он меня знает.

– Теперь о вас узнает не только гросс-адмирал, но и гроссистория, господин Кранке, – с легкой грустинкой в голосе заверил своего парижского собрата Фосс.

Сейчас он искренне сожалел, что не добился разрешения прямо вчера вечером вылететь в Париж. А ведь мог потребовать этого, мог. И фюрер приказал бы выделить для него самолет. Сегодня он докладывал бы Деницу прямо из Парижа. А возможно, не только Деницу. Какой сюжет для воспоминаний!

Но счастливчиком оказался Кранке. Калиф на час. Властитель Парижа, ворвавшийся на его улицы с какой-нибудь сотней-другой подвыпивших мореманов, с трудом собранных по кабакам и борделям. Несчастная столица Франции! Каких только проходимцев не возводила она на Олимп истории, каким только бездарям не создавала ореол героев!

«Однако слава Кранке своим небрежным крылом захватила и тебя, – подумал вице-адмирал, поспешно облачаясь в свой сплошь увешанный наградами парадный френч. – В конце концов в «Волчьем логове» будут не столько говорить о командующем западной группой военно-морских сил, сколько о твоей идее спасения всего Западного фронта. Так что будь справедливым если не к Кранке, то хотя бы к самому себе. А главное, помни: через несколько минут Дениц станет завидовать тебе куда сильнее, чем ты – Кранке. Что ни говори, а гросс-адмирал сидел за тем же столом, за которым так внезапно просветлели твои мозги. Хотя в последнее время такое случается с ними нечасто».

После этих размышлений Фосс остался вполне доволен собой. Зависть Деница, пусть даже совершенно не раскрывшаяся, – ибо этот старый морской волк умел быть скрытным, как пират, напросившийся на службу в королевском флоте, – казалась вполне достаточной компенсацией за его вчерашний стратегический просчет. Такое положение вещей вице-адмирала устраивало.

Уже дважды наступали времена, когда казалось, что гроссадмирал окончательно попадал в опалу. Но с особой подозрительностью фюрер начал относиться к командующему военно-морскими силами после того, как основательно потерял его доверие другой адмирал – Канарис, руководитель абвера. А ведь не секрет, что Канарис и Дениц не раз вспоминали свою морскую юность за основательной бутылкой коньяка. И хотя Дениц и попадал в опалу, но всякий раз очень удачно изворачивался.

Тем не менее Фосс зорко следил за интригами «Волчьего логова», этого имперского двора «времен сумерек богов», и верил, что рано или поздно настанет и его час. Мало ли генеральских, и даже фельдмаршальских, погон полетело на его памяти? Почему гроссадмиральские должны быть исключением? А когда низвергают очередного командующего – главное вовремя оказаться под рукой.

С этой затаенной мыслью он и явился во «флотскую резиденцию» Деница, разместившуюся в одном из железобетонных бараков-бункеров «логова».

Пятидесятилетний гроссадмирал встретил его, стоя у висящей на стене морской карты, с нанесенными на нее базами германского флота. На появление Фосса он вначале вообще не обратил внимания, похоже, что в эти минуты мысленно пребывал в командирской рубке своей флагманской субмарины, ведущей подводную эскадру к норвежским берегам; или попросту прокручивал в памяти одну из своих боевых операций, о которых частенько любил вспоминать в окружении морских собратьев.

– Что случилось, вице-адмирал? – Лицо командующего казалось пепельно-зеленоватым от усталости и бессоницы, а всегда подчеркнуто ухоженный мундир выглядел изрядно измятым, что могло свидетельствовать только об одном: эту ночь гроссадмирал провел, не выходя из своего кабинета, дремля прямо в кресле. – Вы так рвались сюда, словно хотели сообщить о гибели всего английского флота.