Пациент всегда мертв - Джонатан Келлерман

Линки, присоединенные к этому материалу, привели меня на один общественный африканский веб-сайт. Речь шла о бурных событиях, происходивших в Кигали, столице Руанды: в июне 2002 года состоялся марш трех с половиной тысяч тутси, выживших во время резни; они заклеймили Международный уголовный суд как фарс. За восемь лет со времени создания суда прошло всего семь процессов над военными преступниками, и причем — лишь над младшими офицерами. Проходили годы — свидетели обвинения умирали или исчезали. Остальные, те, кто продолжал упорствовать, подвергались угрозам и преследованиям. Между тем обвиняемые, головорезы и их приспешники год от года богатели, а их адвокаты делили между собой законные средства, выделявшиеся Международным сообществом на проведение суда.

Наиболее впечатляющим со стороны участников марша протеста было обвинение в том, что судьи откладывают процессы над главными преступниками из боязни, что открытые слушания в суде выявят соучастие в геноциде служащих ООН.

Находясь в стенах своего офиса в Дублине, секретарь суда по имени Мэри Робертсон отреагировала на демонстрацию тем, что отругала манифестантов за "подстрекательские речи" и предостерегла от "разжигания нового витка насилия". Выступая в Лагосе, консультант суда, профессор Элбин Ларсен, подчеркнул сложность ситуации и предложил сохранять терпение.

Еще одно упоминание также пришло из нигерийской столицы. Оно привлекло мое внимание: это было описание программы под названием "Стражи справедливости", нацеленной на отвлечение молодых африканцев от преступной жизни.

Группа добровольцев из Европы предлагала синергические альтернативы тюремному заключению, которые ведут к эффективной реабилитации и поведенческому сдвигу через глобальный упор на взаимосвязь между общественно-альтруистической моделью поведения и коммунальными общественными нормами, установившимися в доколониальную эру, но разрушенными колониализмом.

Предлагавшиеся услуги включали в себя обучение детей, выработку профессиональных навыков, консультации по наркомании и алкоголизму, кризисное вмешательство и что-то под названием культурная демаргинализация. Синергичность иллюстрировалась использованием автобусов "Стражей" с водителями, являвшимися их питомцами, для перевозки к месту суда схваченных за уголовщину преступников. Большая часть добровольцев имела скандинавские имена, а Элбин Ларсен был указан как старший консультант.

Я распечатал эту статью и перешел к оставшимся упоминаниям. Еще выступления Ларсена, затем заключительная ссылка, помещенная три недели назад: календарь мероприятий в книжном магазине Санта-Моники под названием "Перо мощнее всего". Некий профессор из Гарварда по имени Джордж Исса Кумдис должен был выступать по проблематике Ближнего Востока, а Элбин Ларсен его представлять.

Выступление намечено на сегодня, на семь часов. Профессор Ларсен — очень занятой человек.

Я выбрал в статье о "Стражах справедливости" наиболее броские выражения и запустил их в несколько поисковых систем. "Синергические альтернативы", "эффективная реабилитация", "поведенческий сдвиг", "демаргинализация" и прочие выражения принесли массу академического словоблудия, но ничего полезного.

Было пять тридцать вечера, когда я отвалился от компьютера, толком так ничего и не обнаружив.

Я сварил кофе и стал пить вприкуску с рогаликом, глядя в кухонное окно на сереющее небо. Я понял, что купился на дешевый трюк, называемый киберпоиском, и решил проделать все снова старым добрым испытанным способом.

С Оливией Брикерман мы вместе работали в Западной педиатрической больнице — она как надзирающий работник социальной сферы, я как начинающий психотерапевт. Будучи на двадцать лет старше меня, Оливия считала себя моей приемной матерью. Я был совершенно не против этого, так как из нее получалась неплохая мать — тут тебе и домашняя еда, и веселый интерес к моим любовным похождениям.

Ее муж, международный гроссмейстер, вел в "Таймс" колонку шахматных эндшпилей. Потом он умер, и Оливия гасила чувство утраты, с головой окунувшись в работу. Она давала циклы краткосрочных, хорошо оплачиваемых государством консультаций, потом заняла более спокойную должность в старомодной школе в другом конце города, где я номинально числился преподавателем средних классов.

Оливия знала о правительственных субсидиях больше, чем кто-либо другой из моих знакомых.

В пять сорок она все еще была за своим рабочим столом.

— Алекс, дорогой!

— Оливия, дорогая!

— Приятно тебя видеть. Как жизнь?

— Жизнь ничего себе. Как ты?

— Все еще трепыхаюсь. Ну, как тебе твоя новенькая?

— Просто прелесть.

— Поздравляю. К тому же у вас одинаковая профессия, много общего. Не то чтобы я имею что-то против Робин. Я люблю ее, она милая. И новенькая тоже — и волосы, и глаза… Ничего удивительного, ведь ты такой симпатичный парень. Завел себе новую собаку?

— Пока нет.

— Собака — это хорошо. Я люблю своего Руди.

Руди был косматой, с бельмом на глазу дворнягой, обожавшей постное мясо.

— Руди просто молодчина, — кивнул я.

— Он умнее большинства людей.

Когда я в последний раз разговаривал с ней — три или четыре месяца назад, — у нее было растяжение связок на ноге.

— Как нога? Ты уже начала снова бегать?

— Ха! Туда, где никогда не был, вернуться невозможно. А если честно, то еще немного прихрамываю; надо бы сбросить вес. Однако все остальное — благодарение Господу. Так чем я могу тебе помочь, дорогой?

Я рассказал.

— Департамент исправительных заведений. Давно не имела дел с этими мужланами. Когда-то у них было несколько государственных субсидий на терапию, но это все для тюремных мероприятий — обучение заключенных с детьми быть хорошими матерями. Неплохая идея, но надзор — курам на смех. Никогда не слышала ни о каком внешнем проекте вроде того, о котором ты рассказываешь. И ты спрашиваешь об этом, потому что?..

— Потому что это может иметь отношение к некоторым убийствам.

— Некоторым убийствам… Что-то жуткое?

— Очень.

— Ты с Майло… Кстати, как он поживает?

— Трудится в поте лица.

— Он всегда будет такой. — Оливия какое-то время молчала. — Что ж, жаль, но ничего не приходит в голову. Однако это вовсе не означает, что таких государственных проектов нет. Я занимаюсь преподаванием в частной школе уже не один год и теперь не слишком много знаю о правительственных субсидиях… То, о чем ты говоришь, может быть пилотным проектом. Дай-ка я раскочегарю свой "Макинтош" и посмотрю… О'кей, вот, клик, клик, клик… Похоже, нет никаких федеральных пилотных проектов по посттюремной реабилитационной терапии. И штат тоже ничего не предпринимает. Может, по частной линии?.. Нет, и в этом списке ничего нет. Но, возможно, существует полноценный проект, а никакой не пилотный.