Метро 2033. Край земли-2. Огонь и пепел - Сурен Цормудян

– Что может быть мужественней, чем сказать дьяволу – нет?

– Оля… – выдохнул Жаров, тряхнув головой. – Оля, ты, правда, беременна?

– Да, – тихо отозвалась Собески. – Это правда…

– Тогда уходи. И ты, Миша. Уходите. Садитесь в свою машину и…

– Андрей, это двенадцать мегатонн. И двадцать минут в лучшем случае, – возразил Крашенинников. – Мы просто не сможем… Да и как быть с остальными людьми?

Жаров зажмурился, чувствуя острую боль от того, в какой жуткой и неистовой схватке сейчас находятся его решимость и сомнения.

– Я не знаю, – простонал он. – Я не знаю, что мне делать.

– Тогда я скажу тебе, чего не делать, – подал голос Сапрыкин. – Отдай мне детонатор. Остановись.

– И тогда они победят…

– А вот с этим я бы поспорил.

– Тебе нечего предложить для победы над этими уродами, дядя Женя. Нечего…

– Отдай мне детонатор, Андрей. Если мы не найдем способ победить, то клянусь, я сам взорву эту бомбу, но только после того, как все наши люди и американцы будут далеко отсюда.

– И людям будет нечего есть, и негде жить… – Жаров распахнул глаза и уставился на дрожащую руку, сжимающую колбу с кислотой.

«Что может быть мужественней, чем сказать дьяволу – нет?» – пульсировал в голове голос Никиты Вишневского.

Андрей вдруг отчаянно закричал и, что было сил размахнувшись, метнул сосуд в стену. Раздался треск разбившегося стекла.

– Вдребезги! – воскликнул Цой, посветив на остатки детонатора и на стекающую по стене вязкую жидкость.

Сапрыкин тут же схватил Оливию и толкнул к двери:

– На улицу! Бегом все на улицу, пока вы не начали блевать кусками собственных легких! Бегом!!!

Единственный, кто не сдвинулся с места, был Андрей, однако Цой схватил его и буквально выволок из помещения вслед за покинувшими его Оливией и Михаилом. Последним выскочил Сапрыкин, который сразу же запер герметичную дверь.

На улице, уже встречала группа стрелков во главе с Женей Гориным. Тот нервно теребил повязку на раненой руке.

– Когда взрыв? – спросил он взволнованно.

– Надеюсь, что никогда, – выдохнул Цой. – Мы, кажется, передумали.

Вышедший из тоннеля последним Сапрыкин схватил Жарова и замахнулся кулаком, чтоб нанести удар. Андрей просто смотрел на него опустошенным взглядом. Он не прищурился, не пытался защититься или оказать сопротивления. Даже не стал вырываться. Просто стоял и ждал, когда на него обрушится вместе с кулаком гнев старого наставника. Майор вовремя опомнился и опустил руку.

– Андрей, что же ты творишь, парень! – сокрушаясь, проговорил он.

– Уже ничего, дядя Женя, – равнодушно отозвался Жаров. – Ничего я не творю. Я уничтожил шанс одолеть их…

– Ты чуть не истребил все живое здесь!

– Чуть… А вот они не будут терзаться сомнениями. Их не разжалобит ничто. Тем более беременность Оли.

Сказав это, Андрей протянул Сапрыкину свой пистолет. Но его перехватил Крашенинников и направил Жарову прямо в лицо.

– Стой, Миша! – заорал Цой.

– Майкл, нет! – подхватила Собески.

– Ты угрожал моей жене и ребенку! – прорычал Михаил. Его рука, сжимавшая пистолет, дрожала. Как дрожал и голос, а по бледному лицу стекали капли пота.

– Майкл, убери пистолет! – требовала Оливия. – Хватит уже этого безумия!

– Он угрожал тебе!

– А значит, мне судить его поступок! Убери пистолет!

– Да ничего, – горько усмехнулся Жаров. – Пусть стреляет. Если получится, конечно. Там нет патронов.

– Что? – недоверчиво скривился Крашенинников и попытался извлечь обойму, но с одной здоровой рукой это было не так просто.

Сапрыкин вырвал у него оружие и покачал в ладони, проверяя вес пистолета.

– Похоже, действительно пусто, – сказал майор и для верности проверил обойму и канал ствола. – Так и есть.

– Последний патрон я всадил в башку того каннибала. – Андрей отошел в сторону, и устало сел на землю, схватившись за голову. – Все блеф. Пистолет, бомба… Все бездарный блеф…

Сапрыкин некоторое время задумчиво смотрел на него, затем обратился к стоящим рядом людям:

– Миша, Оля, садитесь в машину и возвращайтесь в Нью Хоуп. Объясните им все. В том числе и то, что эта бомба больше не опасна. Детонатора больше нет.

– Рассказать американцам про бомбу? – удивился Михаил.

– Именно. Только не всем подряд об этом рассказывайте. Только Карлу и Рону. Скажите им, что мне надо в Вилючинск. Позже я вернусь, и мы обсудим с ними план действий.

– Хорошо…

– Так. Тезка, – он тронул за плечо Горина. – В Вилючинске должен быть кто-то из лидеров. Если Жанна потеряла мужа, она может уже быть не в состоянии сохранять хладнокровие, рассудительность и руководить обороной. Поэтому вернешься со мной ты. К тому же ты ранен. Пусть люди видят, что вы тут тоже не мед хлебали ложками. Возьми пять стрелков и садитесь в лодку. Прихватите один пулемет. Возможно, придется отстреливаться от джокеров на гидроциклах.

– Все понял, – кивнул Горин.

– Саня…

– Да, – отозвался Цой.

– Андрей, похоже, совсем сломался. Чинить некогда. Присматривай за ним. И выстави пост у входа в этот бункер. Будьте на чеку. Каннибалы будут первым делом пытаться захватить этот берег, чтоб потом покончить с Вилючинском. Готовьтесь к обороне. Но никаких самостоятельных действий, до моего возвращения! Глухая оборона!

– Ясно. Сидеть и ни черта не делать.

– Да чтоб тебя, Саня! Готовиться к обороне! Подготовить укрытия на случай артобстрела! Рассредоточиться! Будут бить крупным калибром – основную часть бойцов спрятать в бункере!

– Но там же кислота эта.

– Она в шлюзе. Я надежно запер дверь. В шлюз никому не лезть. Теперь ясно?

– Все ясно. Не волнуйся. Справимся.

– Очень на это надеюсь. И присматривай за Андреем. От него одного сюрпризов приходится ждать больше, чем от всей этой гребаной армии людоедов.

* * *

На этот раз за рулем сидела Оливия. Михаил снова почувствовал приступы слабости и боли, и находился на грани потери сознания. Организм, мобилизованный в то время, когда его возлюбленной и будущему ребенку грозила очевидная опасность, вновь вернулся к своим собственным проблемам.

Собески то и дело смотрела на мужа, и в ее взгляде сквозило то сочувствие и боль за страдания близкого человека, то плохо скрываемые злость и обида…

– Как ты мог скрывать от меня такое? – проговорила она, наконец.

– Что? – вздохнул Михаил. – О чем ты, милая?