Византия. Удивительная жизнь средневековой империи - Джудит Херрин

Во всех контактах Восточной Римской империи и Западной язык был основной проблемой. Лишь немногие греки владели латынью, но еще меньше латинян могли похвастаться знанием греческого языка. В XII в. император Мануил I (1143–1180) увеличил число выходцев с Запада, служивших при дворе. По большей части они служили переводчиками и послами. Растущее западное влияние на Византию прослеживалось во всем: увлечение императора рыцарскими турнирами, ношение штанов, выбор западных принцесс для своих сыновей. И пусть все это временами подвергалось критике, византийцы все больше ценили храбрость латинян и их эффективность в сражениях: и конные, и пешие франки – так византийцы называли всех уроженцев Запада – вызывали восхищение своей смелостью. Анна Комнина отметила, что Боэмунд, норманнский враг ее отца, был высоким красивым мужчиной, а Никита Хониат, историк XII в., высоко ценил Конрада Монферратского, союзника и старшего брата Ренье, зятя Мануила I. Хониат даже привел отнюдь не лестное сравнение женственных трусливых византийцев и широкоплечих мужественных латинских рыцарей.

Вдобавок к лингвистическим трудностям причиной определенного напряжения внутри империи стали итальянские купцы. Как мы уже видели в главе 19, в Константинополе венецианцы контролировали целый квартал, расположенный вдоль бухты Золотой Рог, с собственной церковью и складами. Генуэзские и пизанские торговцы также обосновались в портах адриатического, средиземноморского и эгейского побережий. Несмотря на важность для Византии международной торговли в условиях временного обострения политических отношений, местные купцы часто негодовали из-за «режима наибольшего благоприятствования» для итальянцев. Тлевшие искры вспыхнули в 1171 г., и потом снова в 1182 г., когда Мануил I и его преемник Андроник Комнин приказали напасть на венецианцев. Потери оказались настолько велики, что республика потребовала компенсации. Список уничтоженной собственности – дома, корабли, товары – все еще не был урегулирован в 1203 г., что, вероятно, не позволяло затихнуть обоюдной враждебности.

Лингвистические, социальные и экономические основания для взаимной агрессивности между христианами усиливались литургическими различиями. Оговорка filioque, «и от Сына» (см. гл. 4), присутствовавшая в латинском Символе веры, вероятно, оставалась не замеченной местными греками до 1054 г., но затем стала главным разделителем. А несходства, касающиеся дрожжевого или пресного хлеба, числа коленопреклонений, а также дней поста и степени его строгости были очевидными для всех. Византийцев откровенно шокировало то, что западные епископы и священнослужители сражались верхом, словно рыцари, а латиняне считали неправильным факт вступления в брак ортодоксальных священнослужителей и представителей низшего духовенства. Для патриарха Константинопольского притязания папы на главенствующую роль стали прямой угрозой, поскольку давали Риму, епархии, основанной св. Петром, высшую власть над всеми церквами.

Другое серьезное непонимание касалось византийской политики поддержания дипломатических отношений с мусульманскими халифами, другими арабскими правителями и турецкими эмирами. Западные рыцари не воспринимали давнюю традицию обмениваться посольствами с врагами империи, которая создала сеть дипломатических связей и сбора разведывательной информации. На ее основе византийцам часто удавалось избежать войны, обменяться пленными и поддержать мир. На Западе такую политику осуждали как предательскую. Обвинение выдвигалось периодически, и особенно остро в 1180-х гг., когда появилась информация о союзе Андроника I с Саладином и турками. Немецкий монах Магнус Райхерсберг прямо назвал греков предателями и врагами Западной Римской империи. В обвинении была немалая доля пропаганды – возможно, это вообще выдумка. Но очевидно, что латинян удивляли традиционные дипломатические контакты византийских императоров с мусульманскими правителями Ближнего Востока, и такая позиция им не нравилась.

Столь неоднозначные отношения между Востоком и Западом также оказались основанием для подозрений и страхов, которые еще более усилились, когда в XII в. стали раздаваться обращенные к Западу просьбы византийцев о военной помощи против турок. В 1147 г. – во время Второго крестового похода – французский король Людовик VII и германский Конрад III прибыли в византийскую столицу, где император Мануил организовал весьма экстравагантные развлечения и позаботился, чтобы западные правители посетили главные достопримечательности Константинополя. Эхо этого королевского визита появилось в исландских сагах и эпосе о паломничестве Карла Великого в Иерусалим. Западные рыцари были потрясены богатством империи, особенно церквей и рынков Константинополя, и византийцы начали опасаться, что у крестоносцев может пробудиться алчность. В лице Фридриха I Барбароссы они увидели блестящего и амбициозного правителя, который вполне может повернуть свои войска против Царьграда.

Тем временем турки укрепились на центральном плато Малой Азии. В 1176 г. возле Мириокефалона войска Мануила встретились с воинами султана Кылыч-Арслана и потерпели серьезное поражение. Тем самым турки подтвердили свое присутствие в Румском султанате,[59] вынудив епископов бежать, а местных христиан – обращаться в ислам.

В течение последних двух десятилетий XII в. и западные, и византийские силы относились друг к другу с большой настороженностью. Во время Третьего крестового похода император Исаак II Ангел (1185–1195) подвергся яростной критике за то, что вступил в переговоры о перемирии с Саладином, в то время как крестоносцы восстанавливали христианский контроль в Акре. Ради Иерусалима папа Иннокентий III в 1198 г. начал проповедовать Четвертый крестовый поход. Годом позже Алексей III Ангел (1195–1203), сменивший на троне своего брата Исаака II и ослепивший его, отправил посольство в Рим с просьбой атаковать турок. Папа ответил, что Алексею придется внести вклад в Крестовый поход, а восточной церкви – вернуться под власть Рима. Угроза независимости церкви Константинополя присутствовала во всех последующих переговорах между крестоносцами и Византией.

Рыцари из Северной Европы, которых вел Жоффруа Виллардуэн, в Четвертом крестовом походе приняли новую стратегию – атаковали мусульман из Египта. Для перевозки воинов через Средиземное море в Александрию они призвали на помощь венецианцев, те согласились, правда далеко не бесплатно. Но в Венецию прибыло слишком мало крестоносцев, чтобы заплатить за свою перевозку в специально оборудованных судах. Тогда венецианцы предложили сделать небольшой крюк от запланированного маршрута и напасть на Зару, христианский город на далматинском побережье. Чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, крестоносцы были вынуждены согласиться – из добычи, которую можно было захватить в городе, они смогли бы финансировать Крестовый поход. Но в Заре они также узнали о принце Алексее, сыне Исаака, который бежал из византийской тюрьмы и прибыл, чтобы встретиться с лидерами Крестового похода. Юный претендент, рвавшийся на престол и строивший козни против своего дяди Алексея III, предложил 200 тыс. серебряных марок, если они помогут ему отобрать императорский трон. Он также согласился с тем, что константинопольская церковь подчинится папе. Начались длительные споры, и в итоге было решено, что флот еще раз отклонится от маршрута, чтобы подойти к Константинополю, возвести на трон Алексея – законного императора, получить обещанную сумму и уже потом проследовать в Александрию. К этому времени многие рыцари уже покинули экспедицию, раздосадованные постоянными задержками.