Византия. Удивительная жизнь средневековой империи - Джудит Херрин

Еще одна этническая группа, оставившая отчетливый след в Византии в XI в., пришла из восточных районов Армении и Грузии. Два рода – Кекавмен и Пакуриан – были «поставщиками» в империю успешных военачальников. Армянский полководец Кекавмен даже освоил искусство письма, чтобы записать свои мемуары, в которых зафиксированы его военные стратегии и удивительные победы над булгарами, а также советы сыновьям, основанные на собственном опыте. Что же касается представителей второго рода, то больше всего нам известно о грузине Григории Пакуриане, который сражался за Византию с 1064 г. и до своей гибели в бою против печенегов в 1086 г. Он и его родственники поддерживали грузинский монастырь Ивирон на горе Афон. Кроме того, Пакуриан основал собственный монастырь в селении Петриц (совр. Бачково, Болгария) и написал соответствующий устав, предусмотрев обеспечение для 51 грузинского монаха и одного нотариуса, который должен был знать греческий язык, чтобы общаться с местными властями. Монахи получали свое ежегодное содержание на Пасху, когда у ворот монастыря проводилась ярмарка. Впоследствии многие товарищи Григория по оружию удалились в эту обитель.

Григорий также построил три приюта для странников, шедших из центральных областей Балкан по долине реки Марицы к Адрианополю и Константинополю. Этот поступок соответствовал византийской традиции, уходившей корнями к началу распространения христианства, и отражал идею филантропии, которую практиковали правители, а им подражали другие люди, вроде Пакуриана. В Константинополе так поступала императрица Ирина, которая создала кухни, где кормили голодных, дома для престарелых и специальные кладбища, где обеспечивали достойные похороны иностранцам, умершим в столице. Службы медицинской помощи были больше развиты в городских центрах, но сельские монастыри тоже могли ее обеспечить. В 1152 г., к примеру, Исаак Комнин создал имперский монастырь в Ферре (Западная Фракия). Там находилась больница на 36 мест и баня, которой могли пользоваться не только монахи, но и местные жители. Таким образом, Пакуриан тоже принимал участие в благотворительной деятельности, которая способствовала повышению уровня обслуживания средневековых путешественников, а значит, перемещениям и смешению народов.

В XII в. династия Комнинов, основанная Алексеем I, использовала много чужестранцев и иногда вознаграждала их даром, называемым pronoia (буквально – «забота»). Хотя точное значение термина остается предметом споров, известно, что эти дары давали получателю, часто солдату, право короткое время собирать государственные налоги с поместья или группы крестьян, живших на его территории, или, скажем, с религиозного учреждения – монастыря. Дар считался временным и мог быть отозван в любое время, но его изначальная связь с военной службой как награда за прошлые действия или аванс на будущее со временем ослабела. При Михаиле VIII Палеологе (1259–1282) дар стал наследственным и таким образом лишил государство части доходов на постоянной основе. Держатели pronoia просто собирали налоги, не возмещая эти свои доходы никакой службой. Если система была введена в XII в., чтобы вознаградить иностранных наемников, то ее последующее развитие оказалось одной из причин ослабления Византии.

Все это космополитическое смешение вызывает вопрос: действительно ли Византия стала более открытой для внешнего мира в XI и XII вв., чем раньше? Очевидно, прибытие западных крестоносцев должно было повлиять на отношение к латинским христианам – со стороны и элиты, и народа. Византия привлекала и использовала много чужеземцев, которые находили применение своим талантам и достойное вознаграждение на развитых рынках Восточной империи. Их стремление к богатству уравновешивалось потребностью империи в квалифицированных рабочих руках и ее способностью впитывать и использовать пришельцев из внешнего мира. Имперская структура могла вместить много разнообразных элементов, главное, чтобы они оставались лояльными. Императорам нравились новизна и военный опыт, который, безусловно, имелся, скажем, у варягов. Византийская уверенность в собственной политической и социальной организации допускала более высокую степень терпимости, чем в других средневековых обществах.

Для всех тех, кто обосновался в Византии и платил налоги, очень важным оставалось знание греческого языка. В XI и XII вв. изучать его стало легче, поскольку разговорный язык, использовавшийся на улицах, был намного проще классического, на котором говорили интеллектуалы (см. гл. 21). Демотический язык постепенно превратился в язык общения для торговцев Восточного Средиземноморья. На нем говорили арабы, сирийцы, венецианцы, генуэзцы и пизанцы. Итальянцы регулярно выступали в роли переводчиков для императорского двора, но это никоим образом не было их эксклюзивной функцией. Например, во время дебатов между кардиналом Гумбертом, возглавившим римское посольство, и патриархом Керуларием в 1054 г. разбираться с их разногласиями пришлось Иоанну Испанцу. А в 1192 г. в составе византийского посольства в Генуе оказался переводчик по имени Герард Аламанопул (сын Аламана) – немец, вероятно женатый на гречанке. Таким образом, пришельцы получили доступ в Византию благодаря менее сложному для них местному языку, который позволял практически свободно общаться, не изучая классический греческий.

Исследователи литературы давно заметили сходство между западными героическими поэмами (chansons de gest), такими как «Песнь о Роланде» или «Паломничество Карла Великого», и эпосом «Дигенис Акрит», а также византийским возрождением позднеантичного романа, что поднимает вопрос о возможном западном влиянии на империю. Если три из четырех византийских романов написаны на аттическом греческом языке, то о военных подвигах Дигениса рассказывается на разговорном греческом XII в. Это объединяет данный эпос со стихами, высмеивающими видных чиновников, с христианскими мистериями и сказками, считавшимися благотворными для души. Такие же разговорные языки использовались в западных chansons. Развитие разговорного греческого языка поощрялось Марией Аланской в 1090-х гг., Бертой Зульцбах, первой женой Мануила I (1143–1180), и другими западными принцессами, которые специально нанимали авторов, таких как Иоанн Цец, для создания демотическоих версий Илиады и Одиссеи, помогая таким образом распространению греческой культуры.

Появление произведений, которые могли оценить и выходцы с Запада, и необразованные византийцы, – результат осознания сложности аттического греческого языка и необходимости создания упрощенных литературных текстов. Хотя некоторые историки полагают, что Элеонора Аквитанская (Алиенора), считавшаяся покровительницей трубадуров, сопровождала своего супруга короля Людовика VII во Втором крестовом походе в 1147 г. и могла встречаться с Бертой при византийском дворе, но, видимо, поощрения французской королевы были не нужны для развития вышеназванной тенденции, просто империя менялась и адаптировалась к новым реалиям.

Поток иностранных гостей к византийскому двору постоянно увеличивался, но одновременно процветающая экономика империи начала привлекать все большее число купцов из всех уголков Средиземноморья. В сатирическом рассказе, написанном анонимным автором XII в., герой Тимарион называет себя туристом из Каппадокии. Он приезжает в Фессалоники во время ежегодного праздника св. Димитрия. Турист жаждет увидеть святые места, церковь с чудодейственным маслом, капающее с иконы святого, и удивляется размаху происходившей там же ярмарки. Он забирается на холм и видит следующее: «Палатки купцов, выстроенные одна против другой, тянулись ровными рядами; отстоя далеко друг от друга… Под углом к ним шли стройные ряды других палаток… Это было любопытное зрелище: палатки… создавали видимость единого тела… они представлялись мне многоножкой с длинным туловищем и массой коротеньких лапок на брюхе… внутри этих палаток я увидел… все на свете, что создается руками ткачей и прях, все решительно товары из Беотии и Пелопоннеса, все, что торговые корабли везут к грекам из Италии. Немалую долю вносят также Финикия, Египет, Испания и Геракловы столпы, славящиеся лучшими в мире коврами».[53]