Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века - Николай Воскресенский

В результате долгой и внимательной работы над законопроектом он стал вполне русским законом. Из него было устранено все, несогласное или противоречившее установленному предыдущими законодательными актами государственному строю России, и, наоборот, введено было большое количество норм, отчасти уже изданных в форме указов, а также и вновь составленных, к воспитанию служебных нравов, выработке приемов коллегиального ведения дел и установлению внешних форм делопроизводства. Все это ограничивало произвол, способствовало насаждению законности в учреждениях и, таким образом, устраняло патриархальные и азиатские порядки в управлении государством. Вследствие этого нормы Генерального регламента были необходимы, жизненны и в полной мере соответствовали интересам и потребностям государства. Они воспитывали нацию, прививали ей культурные навыки, в которых она так нуждалась, дисциплинированность и сознание каждым ответственности за свои действия. В этом заключаются огромное значение Генерального регламента и заслуга Петра как правителя и законодателя, сумевшего в первоначальный бюрократический проект вложить так много нужного, жизненного, творческого. Этим объясняется и тот факт, что Генеральный регламент являлся источником действующего права в течение целого столетия.

На примере из другой области законодательства – по обработке Петром военно-уголовного кодекса, [или] Воинских артикулов[743], – можно видеть те же черты, характеризующие Петра как законодателя, наличие основных идей, жизненность устанавливаемых им норм, соответствие их духу времени и характеру тех, для кого устанавливалась норма. В исправлениях Петром Воинских артикулов обнаруживаются два принципа, прочно вошедшие в круг его основных понятий и идей, которыми он руководствовался при установлении норм уголовного права в течение всего своего царствования.

Дело в том, что хотя источниками Воинских артикулов и были многочисленные кодексы западноевропейских уголовных и военных законов, начиная с Уголовного уложения Карла V, шведских Военных артикулов 1683 года и кончая французским «Code Militaire de Louis XIV» 1709 года, но составитель первоначального проекта, Кромпейн, сохранил еще некоторые санкции, отражавшие дух Средневековья. Его проект не мог еще отрешиться от оценки тяжести преступления с религиозной точки зрения и не был в состоянии обеспечить полную защиту идола того времени – абсолютное государство. Петр же являлся в полном смысле слова сыном своего времени. Его кумиром было государство, и ограждение его устойчивости и безопасности являлось для него [Петра] первейшей обязанностью; защита же религиозных устоев, морали, вытекавшей из религии, а также добрых нравов была для него обязанностью второстепенной. Поэтому Петр считал тягчайшим правонарушением преступления против государственной власти, неповиновение властям, заговоры, бунты, неисполнение законов, казнокрадство и т. п. Преступления же против морали и добрых нравов не вызывали со стороны законодателя особо суровых мер. С этой точки зрения и пересматривались Петром старые законы, представленные ему в первоначальном проекте Кромпейна. Неодинаковое его [Петра] отношение к преступлениям той и другой категории сказалось в установлении санкций при исправлении проекта Воинских артикулов.

Подлинный проект – с исправлениями Петра – находится в настоящее время в Московской публичной библиотеке имени Ленина, в Рукописном отделе. Он переписан писцом и исправлен Петром, кабинет-секретарем Макаровым и еще одной рукой; последние поправки несущественны.

Рассмотрим наиболее важные исправления Петра. Начнем с артикула 133 из главы XVII – «О возмущении, бунте и драке»[744]. В черновике[745] эта статья читалась так: «Все непристойные, подозрителные сходы и собрания военных людей, через что возмущение или бунт может сочиниться, через сие имеют быть весьма запрещены». Петр уточнил и расширил понятие «сходы и собрания военных людей» так: «сходбища и собрания воинских людей, как для советов каких-нибудь (хотя б и не для зла) или для челобитья, чтоб общую челобитную писать». «Через сие» Петр уточнил: «Через сей артикул». Вторая часть артикула была принята дословно в редакции первоначального проекта: «Ежели из рядовых кто в сем деле преступит, то зачинщиков, без всякого милосердия и права, несмотря на то, хотя они к тому какую и притчину имели или нет, повесить, а с досталными поступать, как о беглецах упомянуто». С другой стороны, Петр, верный своему принципу, чтобы обиды и злоупотребления пресекались, а справедливость ограждалась законом, прибавил пункт: «А ежели какая нужда кому бить челом о чем, то позволяется каждому о себе и своих обидах бить челом, а не обще». Одновременно с запрещением коллективных выступлений со стороны военных и предоставлением им права частных жалоб Петр в других законодательных актах вменяет в обязанность начальникам особенно внимательно относиться к нуждам и жалобам подчиненных. В главе I, артикуле 2, Морского устава Петр пишет о генерал-адмирале: «Ему надлежит к подчиненным быть, яко отцу, пещися о их доволстве, жалобы их слушать и во оных правый суд иметь. Также дела их накрепко смотреть, доброе – похвалять и награждать, а за злые – наказывать».

Та же тенденция обеспечить безопасность государства от внутренних врагов, бунтовщиков, изменников путем возможно широкого сыска и розыска сказалась в исправлении артикула 205 – о признании невиновными агентов власти в убийстве преступника в случае его сопротивления при аресте. Петр в первоначальной редакции прибавил: «Однакож сие для обыкновенных воров[746], а не чрезвычайных, яко бунтовщиков, изменников, которых убивством могут многие товарищи его покрыты быть»[747].

Артикул 194 устанавливал за утаивание, кражу государственного имущества, запись в книги меньшей суммы государственных средств повешение виновного. Петр принял эту редакцию, распространив санкцию и на свидетелей правонарушения: «Тую же казнь чинить и тем, кои, ведая про то, а не известят»[748].

Артикул 203 устанавливал наказание за «наглое» отношение к расклеенным правительственным указам. Первоначальная редакция не учитывала степени умышленности и не назначала при наличии последней более тяжелых мер наказания: «Ежели кто явно прибитые указы, повеления нарочно и нагло раздерет, отбросит или вычернит, оной тяжким денежным штрафом, жестокою тюрмою, шпицрутеном и протчим по великости преступления наказан имеет быть». Петр дифференцировал тяжесть кары в зависимости от сознательности и злой воли правонарушителя, сохранив санкцию [из] первоначального проекта только для случаев «пренебрежения», исправленного Макаровым [на] «небрежения», усилив репрессии за преступление, и [в том числе] при наличии злой воли – до высшей меры наказания: «…оной посланием на каторгу с жестоким наказанием или и смертью, а ежели пренебрежением[749], то денежным штрафом, тюрьмою, шпицрутеном и протчим по великости преступления наказан будет»[750].