В ее глазах - Сара Пинборо

Я очень надеюсь, что она видит в моем собственном взгляде крайнюю степень отчаяния и согласится помочь. Как женщина женщине. А возможно, как жертва жертве.

Она видит. После секундного колебания она тяжело вздыхает и говорит:

– Присаживайтесь. Чаю или кофе?

Я выбираю столик у окна, и она присоединяется ко мне с двумя чашками чаю. Я пускаюсь в объяснения, принимаюсь рассказывать, что привело меня сюда и почему мне необходимо услышать ее историю, но она прерывает меня, не дав договорить.

– Я расскажу вам, что произошло, но не желаю знать больше ничего о них. О ней. Хорошо?

Я киваю. О ней. Об Адели. Господи, господи, господи.

– Между мной и Дэвидом никогда ничего не было. Он для меня слишком молод. Он был милый и спокойный мужчина. Приходил рано утром, брал кофе, садился и смотрел в окно. Мне всегда казалось, что у него грустный вид, а я не люблю, когда люди грустят, так что я начала с ним заговаривать. Поначалу мы просто перекидывались парой слов, и все, но потом постепенно начали разговаривать больше, и он оказался очень забавным и обаятельным. Я тогда только что развелась, и эти разговоры были для меня как бесплатная терапия. – Она ностальгически улыбается. – Мы даже шутили на эту тему. Что я расплачиваюсь с ним кофе. В общем, вот так дело и обстояло. Она тоже появлялась здесь раз или два, еще до того, как я узнала, кто она такая. В самом начале. Я была поражена ее красотой. Она из тех женщин, которых трудно забыть.

– Как кинозвезда, – бормочу я, и она кивает.

– Именно так. Даже слишком красивая. Я не знала, что она его жена. Она мне не сказала. Просто сидела, пила свой мятный чай и внимательно изучала кафе. Мне тогда стало немного не по себе, было такое чувство, как будто пришли с проверкой из санитарной инспекции. Но это случилось в самом начале, и после этого она больше не приходила. Во всяком случае, сюда.

Все это звучит так невинно, что я просто не представляю, что могло пойти не так. И несмотря ни на что, сердце у меня колотится от облегчения, что у них не было романа. То, что было у нас с Дэвидом, у него случилось впервые. Адель ошибалась, по крайней мере в отношении этой женщины. Я верю Марианне. У нее нет причин меня обманывать.

– И что было потом?

– Он начал понемногу передо мной приоткрываться. Может, он и был психиатром, но когда проработаешь за стойкой с мое, начинаешь смотреть на людей по-своему. Я говорю, что он начал приоткрываться, но на самом деле правильнее было бы сказать, что он стал говорить со мной на философские темы, если вы понимаете, что я имею в виду. Я сказала ему, мне кажется, что он производит впечатление не очень счастливого человека под маской обаяшки, и мы стали говорить о любви. Однажды он спросил, возможно ли любить кого-то настолько сильно, чтобы какое-то время не видеть в человеке вообще никаких недостатков. Я сказала ему, что это и есть любовь в чистом виде. Когда видишь в человеке только хорошее. Сказала, любовь сама по себе сумасшествие: нужно было быть совсем ненормальной, чтобы прожить с моим Джоном столько, сколько я с ним прожила.

– По-моему, вам самой надо было стать психиатром, – говорю я.

Мы явно начинаем проникаться друг к другу симпатией. Группа поддержки из двух человек.

– После этого он стал приходить сюда за полчаса до открытия, и я готовила нам завтрак на двоих. Я все время пыталась найти способ разговорить его, и однажды он признался, что очень давно совершил нечто плохое. Тогда он считал, что защищает любимую женщину, но с тех пор это всегда стояло между ними, а потом, некоторое время спустя, он начал подозревать, что с ней что-то очень не так. Она оказалась совсем не такой, какой он ее считал. Он хотел уйти, но она стала шантажировать его тем, что он сделал. Чтобы удержать. Сказала, что, если он уйдет, она уничтожит его.

Она смотрит в окно, а не на меня, и я понимаю, что она сейчас находится в прошлом, в тех событиях, которые из-за меня вынуждена переживать заново.

– Я сказала ему: тайное всегда становится явным и он должен иметь мужество признаться в сделанном, что бы это ни было. Он сказал, что много об этом думал. Что он не мог думать ни о чем другом. Но его волновало, что, если он признается и его посадят в тюрьму, не останется никого, кто мог бы помешать ей причинять зло другим людям.

Сердце у меня начинает колотиться еще быстрее, кружка с горячим чаем обжигает ладони, но я практически этого не чувствую.

– А он никогда не говорил вам, что именно он совершил?

Роб. Это имеет какое-то отношение к Робу. Я знаю это.

Марианна качает головой:

– Нет, но у меня было такое чувство, что это было что-то серьезное. Может быть, он в конце концов рассказал бы, но тут ко мне заявилась она.

– Адель?

Услышав это имя, Марианна кривит губы, но все же кивает:

– Она явилась ко мне домой. Наверное, незаметно проследила, где я живу. Сказала, чтобы я не лезла в ее семейную жизнь. Что Дэвида мне не видать как своих ушей, потому что он принадлежит ей. Я была ошарашена и попыталась объяснить ей, что между нами никогда ничего не было и что после того, как мой собственный муж изменил мне, я никогда не поступила бы так с другой женщиной, но она не слушала. Она была в ярости. И это еще мягко сказано.

«Я никогда не поступила бы так с другой женщиной». Марианна куда более порядочный человек, чем я. Настает мой черед отводить глаза, хотя я по-прежнему внимательно слушаю, ловя каждое ее слово, чтобы обдумать позже.

– Она потребовала от меня прекратить наши с ним разговоры, – продолжает между тем та, не замечая терзающих меня мук совести. – Прекратить давать ему советы, если не хочу потом жалеть. Она заявила, что он никуда от нее не уйдет, что он ее любит и что их прошлое касается только их двоих, и никого больше. – Она умолкает, чтобы сделать глоток чаю. – Это было ужасно. Я готова была под землю провалиться от стыда, хотя не сделала ничего предосудительного. Я сказала ей, что мы с Дэвидом просто друзья, и ничего более. Она заявила, что я мерзкая старуха, у которой нет никого, кроме кота, и что ни один мужчина никогда на меня не посмотрит. Это было настолько ребяческое оскорбление, что я в буквальном смысле рассмеялась ей в лицо. Видимо, я была в шоке, и тем не менее я рассмеялась. Очевидно, зря я это сделала.

– Вы сказали об этом Дэвиду?

– Нет. На самом деле я, если честно, очень удивилась, когда на следующее утро он снова появился в кафе. Я решила, что это он рассказал ей о наших разговорах, потому что как еще она могла о них узнать?

Как еще. Хороший вопрос. На какое же расстояние ты можешь переноситься, Адель? Я так и вижу, как Адель парит над ними, незримая, пока они разговаривают. Ох и злилась же она, наверное. Мне тут же представляется, как она парит над моей кроватью, наблюдая за тем, как я трахаюсь с ее мужем. О господи.

– Но он вел себя как ни в чем не бывало. Вид у него был усталый, это да. Несчастный. Даже похмельный. Но совершенно ничто не наводило на мысль, что он рассказал своей жене о наших разговорах. Я намекнула, что ему стоило бы поговорить с ней об их проблемах. Он сказал, что для них это давно пройденный этап и что от этих разговоров никогда не было никакого толку. Мне, сами понимаете, было от всей этой ситуации очень не по себе, так что я высказала ему все, что думала. Что ему лучше прекратить эти разговоры со мной, но если он в самом деле настолько несчастен, то ему стоит уйти от нее, и плевать на последствия. К тому времени шок от ее визита уже прошел, и я была очень зла на нее. Надо же было жениться на такой гарпии, думала я. Такая вечно будет всем недовольна. Без нее ему было бы гораздо лучше.