В ее глазах - Сара Пинборо

Она шлепает его ладонью и смеется, но в глубине души задается вопросом: неужели это так уж плохо? Именно этим она и хочет заниматься. И всегда хотела.

– Тебе надо пожить с нами. Сколько сам захочешь. Пока не определишься со своим будущим.

– Идея хорошая, но я не думаю, что Дэвид будет так уж счастлив видеть меня здесь, когда вы поженитесь.

– Не суди его, пока не познакомишься с ним. Он учится на врача. Помогать людям – его призвание.

– Хмм.

Их голоса в темноте кажутся бесплотными, но она берет Роба за руку и сжимает ее.

– И вообще, я теперь богатая и собираюсь тебе помочь.

– Мне больно тебе об этом напоминать, милая, но если только ты не переписала свои деньги обратно на себя, то официально богатый у нас Дэвид, а не ты.

– Ой, заткнись.

Этот вопрос необходимо решить, но она об этом не беспокоится. Дэвид же не тратит деньги направо и налево, покупая гоночные машины или ведя шикарную жизнь в университете. От одной мысли об этом ее разбирает смех, да и, по правде говоря, он, вероятно, будет распоряжаться ее, то есть их деньгами гораздо лучше, чем сумела бы она. Он ведь всю жизнь считал каждый пенни, тогда как ей никогда не приходилось даже думать о деньгах.

Она поговорит с ним об этом, когда он приедет через пару недель. А завтра расскажет, что приехал Роб. Наверняка Дэвид не будет возражать против ее отклонения от плана лечения, и вообще, Роб всегда был для нее лучшим лекарством.

– Роб, я люблю тебя, – шепчет она, когда темы для болтовни иссякают и они погружаются в сонное молчание. – Ты мой лучший друг.

– Я тоже тебя люблю, Адель, – отзывается он. – Моя трагическая Спящая красавица, обернувшаяся фениксом. Очень-очень люблю.

Адель

Дни ползут страшно медленно, по ощущениям каждый растягивается на неделю, хотя с моего великого откровения Луизе прошло всего двое суток. От постоянного лежания в неподвижной позе все тело у меня ломит, но сейчас мне остается лишь наблюдать и мотать на ус. Когда Дэвид приходит домой, я укрываюсь в своей комнате, ссылаясь на головную боль или усталость, и он едва удостаивает меня ответом, лишь кивает с плохо скрываемым облегчением. Еду я оставляю ему в холодильнике, иногда он даже поклевывает ее, но никогда не ест, как будто считает, что она может быть отравлена или каким-то образом осквернена. Наверное, мне следовало бы огорчаться, что ему неинтересно проводить со мной время, но меня настолько затянуло в Луизину жизнь, что, если бы он стал делать наоборот, это стало бы мне мешать.

Лучше бы он приходил с работы попозже, чего мне никогда не хотелось прежде. Но сейчас я жду одного момента. Момента, когда я смогу перевернуть все с ног на голову. Нельзя его упустить.

А вдруг Дэвид решит, что ему необходимо мое внимание именно тогда, когда мне будет нужно присутствовать там? Как быть в этом случае? Я хочу знать, когда все части головоломки разлетятся в стороны.

Дверь в спальню я на всякий случай запираю, но он ко мне не стучится. У нее он тоже больше не был, что меня очень радует. Для реализации моего плана совершенно необходимо, чтобы они находились врозь, и это сработало. Я сомневаюсь, чтобы сейчас Луиза вообще пустила его на порог. Это после того-то, как она отправила свою анонимку. А теперь, по результатам нашей вчерашней переписки украдкой, она привела меня в полный восторг, хотя сама этого и не осознает. Я знаю, она чувствует себя виноватой из-за письма, про которое она думает, будто я не знаю, что она его послала. С обвинениями в адрес Дэвида. Когда я написала ей, что она была очень внимательна и что, наверное, я раздуваю из мухи слона и ей лучше выбросить все это из головы, она сменила тему. Люди всегда меняют тему, когда им неприятно о чем-то думать. Но на этот раз она перевела разговор на ее сны. Поведала мне о странной второй двери и о том, как на миг воспарила над своим телом, сидя на диване в гостиной. Что она в этот момент не спала, а пыталась, глубоко дыша, снять головную боль и что все произошло само собой.

Хотя меня буквально распирает от возбуждения, я отвечаю, что со мной ничего подобного никогда не случалось, но я сейчас принимаю снотворное, поэтому пока что не прохожу даже через первую дверь. Я говорю ей, что наслаждаюсь забвением. Ощущением пустоты. Небытия. Я пишу ей, что иногда мне хочется превратиться в ничто. Интересно, что она испытывает, читая эти слова. Намек на возможное развитие событий. Слова, которые потом не дадут ей покоя.

В конце концов она свернула переписку, когда я в очередной раз упомянула Дэвида. Надо полагать, она считает, что предала меня дважды. Она знает, что хрупкой бедняжке Адели ни в коем случае не хотелось бы, чтобы ее секреты стали достоянием общественности. Ведь рядом с ней опасный Дэвид. И тем не менее она считает, что ее сил хватит на нас двоих. Она считает себя самой умной. Вот интересно, полиция появится до или после того, как у нее возникнут сомнения? И появится ли вообще? В глубине души я ожидаю в любую минуту услышать звонок в дверь, хотя знаю, что они там в полиции еще сто лет будут раскачиваться, даже если решат принять ее письмо всерьез. А может, они просто отмахнутся от него. Наверное, мне тоже стоит написать им письмо. Эта мысль доставляет мне извращенное удовольствие, но я все же решаю, что с письмом пока лучше повременить. Посмотрим, как будут развиваться события.

Секреты, секреты, секреты. Если внимательно присмотреться, у людей полно секретов. Вот и Луиза пополнила свою коллекцию этим письмом. Я чувствую легкую обиду на то, что она ни словом не обмолвилась мне о нем. Что она не задумалась о моих чувствах, хотя считает себя моей лучшей подругой. Впрочем, я держу свое раздражение в узде. В конце концов, она делает именно то, чего я от нее хочу.

Мои чувства больше не имеют ровным счетом никакого значения. Как и поддержание фигуры и тренировки.

Какой во всем этом смысл? Все равно я скоро буду мертва.

Луиза

Не знаю, почему так нервничаю; я вовсе не жду, что полицейские вот-вот появятся у меня на пороге, размахивая письмом, и потребуют объяснений. Я даже доехала на автобусе до Крауч-Энда и бросила его в почтовый ящик там, хотя не исключено, что сортировочный узел у нас и у них все равно один и тот же. Мне хотелось оставить между ним и собой некоторое расстояние. Когда я наконец сунула конверт в прорезь почтового ящика, он был весь влажный от моих взмокших ладоней.

И все-таки меня постоянно подташнивает, а потом еще вчера вечером я получила сообщение от Дэвида. Он написал, что хочет встретиться и поговорить. Я чуть ли не час смотрела на эти слова, пытаясь унять сердцебиение, но в конце концов не стала ничего отвечать. Что он имел в виду под «поговорить»? Еще раз попытаться меня запугать? К тому же он опять пьян; справиться с некоторыми его опечатками оказалось не под силу даже автокорректору. Честно говоря, у меня нет никакого желания разговаривать ни с кем из этой пары. Адель прислала жалобное сообщение про то, что Дэвид стал вести себя по-другому, и вообще, может быть, она просто раздувает из мухи слона. Наверное, она уже пожалела, что рассказала мне про Роба. Делиться с кем-то секретом всегда очень приятно, зато потом это признание само по себе становится бременем. Это сосущее чувство под ложечкой, что тайна раскрыта и вернуть назад уже ничего нельзя и кто-то другой теперь обладает властью над твоим будущим. Вот почему я всегда терпеть не могла секреты. Их невозможно сохранить. Я терпеть не могу быть в курсе секретов Софи, вечно боюсь, что в один прекрасный день с пьяных глаз ляпну что-нибудь в присутствии Джея. А теперь я сама по уши увязла в секретах, да еще и Адель мне свой доверила. Она возненавидит меня за то, что я отправила это письмо, и я не могу ее в этом винить. Но что мне оставалось делать? В результате в нашей переписке я перескочила на тему моих снов. Рассказала ей про странное ощущение, как будто вышла из собственного тела, пройдя сквозь вторую дверь. Эта тема показалась мне более безопасной, чем странности их брака или вполне реальная возможность того, что Дэвид убийца.