Коллекция китайской императрицы. Письмо французской королевы - Елена Арсеньева

Путь был нахожен, причем настолько, что Алёна могла его пройти, что называется, с закрытыми глазами. Хотя какой смысл закрывать глаза в Париже, где каждый дом – произведение искусства, где иногда просто отчаяние берет от того, сколько вокруг красоты. Архитектурного безобразия практически не сыщешь – в центре, разумеется, окраинные железобетонные районы в счет не идут, они везде и всюду одинаково уродливы. Есть, правда, в самом центре Парижа центр Помпиду… Но ладно, не будем о грустном! Париж прекрасен даже с центром Помпиду!

Так вот, минувшим вечером Алёне не удалось совершить обычный променад. Морис был в командировке в Брюсселе, а Марина решила воспользоваться редким случаем супружеской свободы и допоздна загостилась у какой-то своей подружки, так что писательница Дмитриева осталась «на хозяйстве». Пришлось готовить детям ужин. Жареная рыба с картофельным пюре оказалась настолько вкусна, что нянька не удержалась и составила оживленную компанию подопечным. Вообще, лучше Алёны Дмитриевой картофельное пюре никто не делает, это так, к сведению. Вроде бы дело нехитрое, а вот ведь…

Оценив адекватно свой труд и воздав ему должное, она улеглась спать с отягощенным пузиком, отчего утром проснулась собою очень недовольная. Выйдя из комнаты, встретила Марину, которая тоже пожаловалась на переедание и сообщила, что пойдет на работу пешком. Алёна обрадовалась и решила отправиться с нею. От дома на рю Друо до Марининого офиса по Осману пешком минут сорок быстрой, спортивной такой ходьбой. Что может быть лучше для начала дня?! В Париже не устроишь себе такого кайфа, как многокилометровые пробежки ранним утром по полям, горам и лесам, это в Мулян, господа, в любимый Мулян, неоднократно бывший ареной невероятных приключений Алёны Дмитриевой и неоднократно же ею воспетый…[53]

В четыре руки юные девицы Лизочка и Танечка были мигом одеты, умыты, накормлены завтраком, высажены в туалеты (благо в огромной квартирище таковых имелось два), а потом спроважены: одна во второй класс начальной школы, эколь примэр, а вторая – в детсад, который тут тоже называется школой – эколь матернель, но в подробности французского образования мы вдаваться не будем. Итак, в половине девятого наши подруги были уже свободны и, болтая, отправились по Осману до Марининого офиса мимо Галери Лафайет, с которой, к сожалению, уже сняли сногсшибательное рождественское убранство. Они перешли площадь Сен-Огюстен, миновали и Миромениль, и рю Гренель, на которой, к слову сказать, некогда находилось первое посольство Советского Союза во Франции и по которой можно дойти до знаменитой рю Дарю, где стоит не менее знаменитый русский православный храм Александра Невского, и наконец-то достигли мощного такого серого здания, в дверях которого и скрылась Марина, на прощанье расцеловавшись с Алёной. А писательница Дмитриева, ощущая приятную легкость во всем теле (прогулка пошла на пользу!!!), отправилась обратно, обдумывая, что приготовить на обед привередливым девчонкам. Штука в том, что в 11.20 ей предстояло забрать из эколь матернель Танечку, а в 11.30 Лизочку (их нянюшка Ирина приболела, так что хозяйственные обязанности Алёны продолжались), накормить их обедом и в 13.20 и 13.30 развести по эколям, причем в обратном порядке – сначала Лизочку, потом Танечку. Затем у няньки наступал заслуженный отдых до 16.20 и 16.30, когда детей предстояло забрать, выгулять, накормить ужином, помыть, а уж укладывать и читать на ночь предстояло Марине, которая возвращалась с работы около восьми вечера.

Свистопляска еще та, между прочим! Однако Алёну эта внезапная семейная суета ничуть не отягощала, потому что она любила эту семью и считала ее практически своей. Проблемы состояли только в плохом аппетите девчонок, особенно Лизочки, и Алёна сейчас напряженно продумывала обеденное меню. При этом она постукивала зубами, потому что минус восемь – это все же низкая температура, а уж для Парижа тем паче. Здесь вообще делается как-то клинически холодно, и Алёна еще ни разу не пожалела, что поехала в город своей мечты не в легкой демисезонной куртяшке, а в каракулевой, вполне зимней шубке с капюшоном. Ругала она себя лишь за то, что отправилась в осенних сапогах, а не в зимних, и не взяла варежки потеплей: в перчатках дико мерзли пальцы.

Парижане переносили маразматическую зиму стоически, по мере сил своих пытаясь приспособиться к внезапно наставшему ледниковому периоду. Нонсенс для Парижа: все в шапках! Тут и там мелькали не только всяческие вязаные шапки, но даже и ушанки, как стилизованные, из синтетики, так и настоящие, меховые. Однажды Алёне даже попался на глаза изысканный господин в солдатской серой ушанке с красной звездочкой образца Великой Отечественной войны! Наверняка она была куплена где-нибудь на Старом Арбате как сувенир, а вот пригодилась же!

Парижанки прятали головы в самые разнообразные шапки, шапочки и шапчонки, а вот платков Алёна не видела. Наверное, здесь их считали слишком уж восточным головным убором.

Размышляя о том, что не худо было бы ввести в Париже моду на оренбургские или павловские платки (и тепло, и красиво, и оригинально, наша героиня шали просто обожала!), Алёна снова пересекла площадь Сен-Огюстен, свернула направо, прошла метров сто по бульвару… и тут ангел-хранитель возмущенно дернул ее за кудряшки, вылетевшие из-под капюшона, и заставил повернуть голову к табличке на углу дома, мимо которого она дефилировала. «Бульвар Мальзерб», – прочла Алёна на этой табличке, и первым делом, интеллектуалка несчастная, вспомнила до уморительности смешной рассказ Ги де Мопассана «Булавки», в котором фигурирует название этого бульвара, потом роман Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» (контора Роллинга располагалась именно на бульваре Мальзерб!), припомнила также, что на этом бульваре в разное время жили Коко Шанель (едва прибыв в Париж) и Сара Бернар (ее спальня была украшена скелетами!), также отдала дань памяти казненному во время Французской революции ученому, в честь коего бульвар был поименован, – и только теперь сообразила, что свернула не туда. Не по той улице идет. В смысле, не по тому бульвару. Ей нужен Осман, а это, как уже не раз было сказано, Мальзерб.

– Диего, ответь.

– Отвечаю.

– Ты на месте?

– Я-то на месте, но Жоэля еще нет.

– Нет?.. Так… А я думал, он все же… Так. У Жоэля, похоже, проблемы.

– Что такое? Что-то срывается?

– Пока не знаю. Он молчит, не отвечает ни мне, ни Кристофу. Жди. Не отвлекайся. Если он появится, немедленно сообщи.

– Само собой, конечно.

Здесь следует сделать одно замечание об особенностях нашей героини. Не то чтобы она страдала топографическим кретинизмом, скорее нет, чем да, в лесу, например, ориентировалась интуитивно-безошибочно, а вот в городах порой… терялась. В буквальном и переносном смысле этого слова. Она неплохо знала Париж, и все же иногда из памяти вылетали некие местные реалии. Вот, например, сейчас она не могла вспомнить, с какой стороны от Мальзерба находится Осман. Возвращаться на площадь и обходить ее не хотелось, Алёна решила сократить путь и пройти улицами, но в какую сторону двигаться, налево или направо?