CTRL+S - Энди Бриггс

Тео, понурив голову, задумался, хватит ли у него на это сил. Но тут Клемми в знак солидарности дважды сжала его колено.

– Давай сделаем это, – сказала она и, откинувшись на спинку заднего сиденья, принялась стирать со своего рига следы высохшей речной грязи и ила.

Тео тоже откинулся назад и стал изучать собственный шлем. Он снял его, когда под бременем новостных стримов совсем упал духом. Его риг был поцарапанным и потертым, а белесая звездочка трещин на визоре разрослась еще больше в ходе недавнего сурового испытания. Он провел грязным ногтем по логотипу «Эмоутив». В тисненое изображение подмигивающего смайлика набилась грязь, что делало его более отчетливым. Интересно, предвидел ли Джеймс Левински, что СПЕЙС станет сингулярностью не только сознания, но и всей жизни; снилось ли ему, что его изобретение будет использоваться для пыток или превратится в инструмент низвержения человеческого общества?

– Я даю вам обоим дополнительные три часа, – сказала Кларион. Тео надел свой риг и постарался устроиться поудобнее, что было практически невыполнимой задачей при двух сломанных ребрах. – Сделайте все возможное, чтобы закончить раньше. В особенности ты, Тео.

Тео бросил на Клемми последний долгий взгляд. Даже в растрепанном виде после спешного бегства она умудрялась выглядеть для него идеальной – такой, какой он помнил ее всегда. Клемми показала Кларион два вытянутых вверх больших пальца – все в порядке, – и он, не отрывая от нее глаз, откинулся на спинку и вознесся.

На этот раз сам процесс вознесения проходил иначе. Обычно после попадания в СПЕЙС напрямую требовалось еще несколько секунд на то, чтобы полностью материализоваться там. Загрузка в игру проходила быстро, там игроки прибывали в специальную замкнутую капсулу, своего рода «комнату ожидания» на каком-нибудь сервере геймерской компании. Хотя для функционирования здесь использовались механизмы СПЕЙСа, весь мир внутри такой капсулы мог быть полностью перепрограммирован.

А сейчас Тео оказался в мерцающем геймерском коконе, стенки которого находились на расстоянии вытянутой руки. Сквозь них смутно угадывались парящие контуры Ню-Лондона, как будто он видел их через толстый слой постоянно перемешиваемого полупрозрачного масла.

Не в состоянии пошевелиться, он заметил, что вознесся в той же позе, в которой сидел в автомобиле, так что сейчас видел свои лежащие на коленях руки и вытянутые вперед ноги. Его кожа деформировалась, сморщиваясь и распухая. Это не встревожило его: такое обычно происходило, когда он примерял на себя кожу другого аватара, только, в отличие от большинства игр, эту оболочку нельзя было настроить.

Его одежда тоже изменилась: теперь на нем были дорогие, сшитые под заказ черные брюки и желтовато-коричневые ботинки. На груди сформировалась тонкая батистовая рубашка, белая в синюю полоску, – униформа типичного бизнесмена. Даже руки стали меньше, а бледные пальцы вытянулись и приобрели некоторое изящество.

Затем его кокон лопнул, и он упал на землю с высоты в несколько дюймов – как и еще трое незнакомцев рядом с ним. По их изумленным лицам и тому, как они поднимали собственные руки, чтобы разглядеть их, он сразу догадался, кто это такие.

– Можешь особенно не притворяться, Милт, все слишком очевидно, – прошипел он невысокому мужчине, одетому в простой серый спортивный костюм; тому было в районе сорока, и он уже начал лысеть.

– Тео? Это я, Бакстер.

Тут новый Бакстер заметил проходившую мимо парочку, которая с любопытством разглядывала их. Он толкнул в плечо стоявшего рядом с ними высокого мускулистого молодого человека:

– Милтон?

Милтон – точнее, красавец-мужчина с точеным профилем кинозвезды, в дорогом синем костюме и черной шелковой рубашке, расчетливо расстегнутой так, чтобы виднелась его мощная грудь, – повернулся и уставился на Бакстера. А затем разразился низким бархатистым смехом:

– Ты только посмотри на себя! Ну и видос!

– Можно даже не гадать, кто у нее любимчик, – сердито буркнул Бакстер и, передразнивая Кларион, противным голосом произнес: – «О, я обожаю твой стрим. Я твоя большая фанатка…»

– Может, все-таки заткнетесь, вы оба!

Все дружно обернулись к Клемми – точнее, к девушке, прообразу Кларион, только на десять лет моложе и без уродливого пореза. Черты ее лица были само совершенство, волосы до плеч цвета платины, пышные и блестящие, уложены прядями в изысканную прическу. На то, что за этой внешностью скрывается Клемми, намекали лишь раздраженно нахмуренные брови. Одета она была в свободное черное пальто-тренч с длинными полами, байкерские высокие ботинки, джинсы и пояс с пряжкой в виде недовольного эмоджи с сигарой в зубах, а также в обтягивающую черную рубашку, которой, казалось, не хватало пуговиц.

– Что? – рявкнула она.

Милтон пришел в себя первым и сразу замотал головой, как оправдывающийся школьник. Тео усилием воли оторвал от нее восхищенный взгляд и осмотрелся по сторонам:

– Так вот он какой, Синт-таун[30].

Вдалеке виднелись очертания небоскребов Ню-Лондона. До захода симулированного солнца оставалось менее часа, но качественное освещение казалось объемным – такое можно встретить только в голливудских фильмах.

Живописная зелень реального мира вокруг них сменилась тянущимися во все стороны постройками окраин большого города, где, без сомнения, жили слифы. Одноэтажные дома, все как один, щеголяли какими-то геометрическими причудами, которые озадачили бы даже М. К. Эшера[31]. Здесь не было ни единого прямого угла.

Ярко освещенные щиты рекламировали продукты на языке щебета и свистков. Даже алфавит здесь был чуждым, состоящим из трехмерных символов, меняющих свое значение в зависимости от оси вращения. Прочесть такой текст можно было только в цифровой реальности.

По улицам бродили аватары, в основном глазеющие по сторонам туристы, выбравшиеся в пригород из любопытства, но было также много слифов – больше, чем Тео доводилось когда-либо видеть одновременно.

И один из них сейчас стоял в стороне, внимательно изучая их; его адаптивная кожа переливалась сменяющими друг друга узорами. Тео внезапно почувствовал, что это был тот самый слиф, который спас его от полиции. Именно почувствовал – как будто эти мерцающие цветные картины вызвали в нем какой-то непонятный эмоциональный отклик.

Его догадки подтвердились, когда он заметил светлую наклейку, напоминающую размазанный комочек жевательной резинки: ею была закрыта рана в том месте, куда в слифа попала пуля.