Тайна за семью печатями - Джеффри Арчер

В течение следующих десяти лет «объект» дневал и ночевал в самолетах и пароходах, поездах, автобусах и однажды даже в запряженной лошадью повозке, мотаясь по свету и отмечая галочками длинный перечень заявок Гер мании.

Его встречи с Гиммлером сделались более частыми. Ближе к концу войны, когда победа союзников казалось неизбежной и рейхсмарка рухнула, лидер СС стал платить «объекту» наличными – хрустящими английскими пятифунтовыми купюрами, еще тепленькими из-под заксенхаузенского пресса. «Субъект» пересекал границу и сдавал деньги в банк в Женеве – конвертировал в швейцарские франки.

Еще задолго до конца войны дон Педро сколотил огромное состояние. Но только когда союзники приблизились к столице Германии, Гиммлер предложил ему уникальную в своей перспективе сделку. Эти двое ударили по рукам, и «объект» покинул Германию на своей подводной лодке с двадцатью миллионами фунтов стерлингов в фальшивых пятифунтовых банкнотах и в компании молодого лейтенанта из личного штаба Гиммлера. Больше нога «объекта» на землю фатерланда не ступала.

По возвращении в Буэнос-Айрес «объект» приобрел за пятьдесят миллионов песо дышащий на ладан банк, спрятал свои двадцать миллионов фунтов в его хранилище и стал дожидаться выживших членов нацистской иерархии, на чьей «пенсионной политике» он мог нажиться.

Посол не отрывал взгляда от ленты телетайпа, стрекотавшего в дальнем углу кабинета.

Сообщение летело прямо из Лондона. Как и все директивы Министерства иностранных дел, эту ему придется читать между строк, поскольку все знали, что одновременно это сообщение получает разведка Аргентины в кабинете дома, отстоящего какую-то сотню ярдов от посольства.

«Питер Мэй, капитан команды Англии по крикету, своей подачей начнет игру „Лордс тест“ в субботу, в десять утра[50]. У меня есть два билета на матч, и я надеюсь, капитан Мэй сможет присоединиться к вам».

Посол улыбнулся: каждый английский школьник знал, что матчи этого турнира начинались в 11:30 утра по четвергам и не с подачи Питера Мэя. Но ведь Британия никогда не находилась в состоянии войны с государством, в котором популярен крикет.

– Дружище, а мы раньше не встречались?

Гарри поспешно закрыл папку и поднял глаза на мужчину средних лет, который явно привык кормиться на представительских ленчах. Тот стоял, опираясь одной рукой на подголовник соседнего с Гарри кресла, а в другой руке держа бокал с красным вином.

– Не уверен, – ответил Гарри.

– Могу поклясться, что встречались, – покачал головой мужчина, внимательно глядя на него сверху вниз. – Хотя, может, и спутал вас с кем-то…

Гарри облегченно вздохнул, когда незнакомец пожал плечами и нетвердой походкой двинулся к своему креслу в начале салона. Только Гарри собрался вновь открыть папку и продолжить изучать прошлое Мартинеса, как мужчина развернулся и медленно направился к нему:

– Ведь вы знаменитость.

Гарри рассмеялся:

– Едва ли. Как видите, я всего лишь пилот БТВА и оставался им последние двенадцать лет.

– Тогда, может, вы из Бристоля?

– Нет, – мотнул головой Гарри, придерживаясь своей новой легенды. – Родился я в Эпсоме, а нынче живу в Ивелле.

– Ладно, потом вспомню, кого вы мне напоминаете. – Мужчина опять побрел к своему креслу.

Гарри вновь раскрыл папку, но, как Дик Уайттингтон[51], человек вернулся в третий раз, не успел Гарри прочесть и строчки. Он бесцеремонно снял фуражку Гарри с соседнего кресла и плюхнулся рядом:

– Вы, случаем, не писатель?

– Нет, – уже более жестко ответил Гарри.

В этот момент появилась мисс Керрик с подносом коктейлей. Он поднял брови, послав ей знак, который, он надеялся, должен был читаться как «спасите меня».

– О, вспомнил, кого вы напоминаете мне! Писателя родом из Бристоля, но будь я проклят, если помню его имя. А вы точно не из Бристоля? – Незнакомец обернулся, чтобы получше разглядеть Гарри, и выпустил ему в лицо облако сигаретного дыма.

Гарри увидел, как мисс Керрик открывает дверь в кабину пилотов.

– Наверное, жизнь пилотов необычайно интересна…

– Говорит командир экипажа. Мы приближаемся к зоне турбулентности, прошу всех пассажиров вернуться на свои места и пристегнуть ремни безопасности!

Мисс Керрик вышла из кабины экипажа и направилась в конец салона бизнес-класса.

– Простите за беспокойство, сэр, но капитан обратился ко всем пассажирам…

– Да, я слышал. – Незнакомец поднялся, но все же успел выдохнуть в сторону Гарри еще одно облако дыма. – Я, кажется, понял, кого вы мне напоминаете, – повторил он, после чего побрел к своему месту.

Во время второго этапа полета в Буэнос-Айрес Гарри дочитал материалы по дону Педро Мартинесу.

После войны «объект» ждал благоприятного момента в Ар гентине, буквально посиживая на горе наличных. Гиммлер покончил с собой до Нюрнбергского процесса, в то время как шестерых из его приспешников приговорили к смерти. Еще восемнадцать отправились за решетку, включая майора Бернхарда Крюгера. Никто не пришел постучать в дверь дона Педро и заявить права на свою пожизненную страховку.

Гарри перевернул страницу: следующий раздел папки был посвящен семье «объекта». Он немного передохнул и вновь принялся за чтение.

Мартинес – отец четверых детей. Его первенец, Диего, был исключен из Харроу после того, как привязал новичка к обжигающе горячему радиатору отопления. Он вернулся к себе на родину без оценки по средней успеваемости[52], стал работать вместе с отцом и за три года далеко продвинулся в криминальных университетах. Диего предпочитал двубортные костюмы в тонкую полоску, пошитые на Сэвилроу, но бо́льшую часть своего времени проходил бы в тюремной робе, не имей его отец в своей платежной ведомости бесчисленных судей, офицеров полиции и политиков.

Второй его сын, Луис, неожиданно повзрослел, во время летних каникул на Французской Ривьере превратившись из мальчика в плейбоя. Сейчас бо́льшую часть свободного времени он проводит за столами с рулеткой в Монте-Карло, ставя папашины пятифунтовые купюры и надеясь отыграть их уже в другой валюте.

Всякий раз, когда Луису выпадает удача, поток монакских франков льется на счет дона Педро в Женеве. Однако чаще удача сопутствует казино, и Мартинеса это очень нервирует.

Третий ребенок, Бруно, не пошел в дона Педро, поскольку унаследовал больше достоинств своей матери, чем недостатков отца. Тем не менее Мартинес с радостью напоминает лондонским друзьям о своем сыне, который в сентябре едет учиться в Кембридж.