Жгучее желание - Джейн Энн Кренц

– Позже, – рассеянно ответил тот. – Я сейчас немного занят.

Связь была прервана, телефон убран в карман, и Зак вернулся к тому, на чем остановился.

Все собрались в гостиной Рейн и открыли первую из двух бутылок пино-нуар, привезенных Гордоном из Орегона. Они с Эндрю заявили, что вино им нужно в медицинских целях, чтобы оправиться от шока, вызванного последними известиями.

Эта парочка устроилась на диване, а коты вытянулись между ними. Зак расположился в одном из кресел. Рейн заняла другое.

– Как ты догадалась, где она хранит дневник? – спросил Эндрю. – Ты знала о сейфе?

– Нет. – Рейн посмотрела на тетрадь в кожаном переплете, лежащую на кофейном столике. – Но сегодня утром я случайно вспомнила про картину на стене в спальне Веллы. Она была первой в серии. Я запоздало поняла, что ее, должно быть, вдохновил Уайлдер Джонс.

Гордон посмотрел на дневник:

– И что ты в нем обнаружила?

Рейн сделала глоток вина, чтобы собраться с мыслями, и поставила бокал на стол.

– Мой отец вводил себе разработанный им препарат.

– Черт! – Седые брови Гордона взметнулись вверх. – Это кое-что объясняет.

– Точно, – кивнул Эндрю.

– Я знаю, о чем вы все сейчас думаете, – сказала Рейн. – Джадсон Талентайр выглядит как настоящий сумасшедший ученый.

– Нет, – возразил Зак, пригубив вина, и опустил бокал. – В Тайном обществе эта честь принадлежит моему предку Сильвестру Джонсу.

Рейн ошеломленно взглянула на него:

– Ты называешь основателя Тайного общества сумасшедшим ученым?

– Ну, вообще-то правильнее называть его алхимиком, поскольку он жил в конце шестнадцатого века. Думаю, в то время слова «ученый» просто не существовало. Хотя, в сущности, это одно и то же. Сильвестр, бесспорно, был выдающимся человеком и очень сильным экстрасенсом, но также не секрет, по крайней мере в семье Джонс, что еще и параноиком, а в конце жизни и вовсе впал в беспамятство.

– Очень интересная семейная история, – сухо заметил Эндрю.

– Наше генеалогическое древо изобилует личностями, которых общество предпочитает называть экзотическими, – продолжал Зак. – Но у меня создалось впечатление, что большинство причуд Сильвестра обострилось из-за экспериментов, которые он проводил над собой.

Эндрю нахмурился:

– Сильвестр Джонс создал оригинальную версию формулы?

– Вместе с предполагаемым противоядием. Но в Викторианскую эпоху общество на собственном тяжелом опыте убедилось, что противоядие не действует. В конце шестнадцатого века Сильвестр умер в одиночестве в своей лаборатории. Никто не знает наверняка, что его убило, но широко распространена версия, что он, возможно, отравился наркотиком, который сам и разработал, потому что противоядие не подействовало.

Рассеянно поглаживая Бэтмена, Гордон взглянул на Рейн:

– Полагаю, твой отец пошел на риск, потому что был уверен: уж его-то версия формулы сработает.

– Да. – Рейн взяла со стола бокал и сделала несколько глотков вина, чтобы найти в себе силы рассказать историю до конца. – Он вводил препарат и Велле.

Повисла тяжелая пауза, пока все присутствующие переваривали услышанное.

Эндрю закрыл глаза от охватившей его боли.

– Это объясняет еще кое-что.

– Препарат подействовал, – бесстрастно продолжила Рейн, – значительно усилив парапсихические способности и отца, и тети. Но отец вскоре понял, что у них с Веллой возникли проблемы с самоконтролем. Обычные чувства тоже оказались затронутыми.

– Старая проблема нестабильности, – заметил Зак.

– Тогда отец немедленно прекратил работу над формулой и занялся противоядием. Он верил, что преуспел в этом. В последний год он день и ночь работал в своей лаборатории, потому что отчаянно хотел спасти и себя, и Веллу.

Эндрю взглянул на Рейн:

– Он нашел что-нибудь?

– Да. Он начал принимать противоядие сам и давал Велле, несмотря на то что это был экспериментальный образец. Курс инъекций был рассчитан на несколько недель, чтобы можно было тщательно наблюдать за результатом и побочными эффектами. Но отец погиб в автомобильной катастрофе, так и не завершив курс лечения. Им оставалось принять всего по одной дозе.

Зак замер.

– Вот почему вы обе отправились к нему в лабораторию в день похорон.

Рейн кивнула:

– Велла пишет в своем дневнике, что отчаянно желала получить последнюю дозу противоядия. К тому времени она уже поняла, что Уайлдер – враг, и знала, что если он обнаружит лабораторию, то попросту уничтожит.

– Так она приняла последнюю дозу? – спросил Гордон, подавшись вперед.

– Да. – Рейн вновь сделала глоток и опустила бокал. – Я помню, как мы приехали в ту ночь в лабораторию. Она знала код, поэтому без труда открыла дверь. Когда мы вошли внутрь, она усадила меня на стул и дала мою любимую книгу, но в ту ночь я никак не могла сосредоточиться.

– Неудивительно, – вставил Эндрю, – ведь тебе пришлось присутствовать на похоронах собственного отца.

– Затем Велла прошла в маленькую комнатку, где отец установил специальный холодильник. – Рейн чуть помолчала, глядя на пляшущие в камине языки пламени. – А спустя несколько минут в помещение ворвался Уайлдер Джонс со своими людьми и начал крушить все вокруг. Тетя Велла выбежала из комнаты и, схватив меня на руки, принялась плакать и кричать на Уайлдера. А потом я помню, как мы сидели на заднем сиденье машины: нас везли домой.

– В ту ночь она приняла последнюю дозу противоядия, – задумчиво произнес Зак и перевел взгляд на Эндрю и Гордона. – Когда вы начали замечать, что она в беде?

Они переглянулись, и Гордон ответил:

– Три-четыре месяца спустя. В первый раз это продлилось несколько дней, а потом, как нам показалось, Велла вернулась к обычной жизни. Во всяком случае, на некоторое время.

– Мы думали, что худшее позади, – добавил Эндрю, – но такие приступы стали повторяться все чаще. Каждый последующий протекал тяжелее и дольше предыдущего. После таких приступов Велла становилась еще более хрупкой и слабой.

– Но умерла она лишь месяц назад, – заметил Зак, откинувшись в кресле и сложив пальцы домиком. – И все еще была бы жива, если б ее не убили.

– Ее пришлось отвезти в клинику, – напомнил Гордон.

– Да, но вы рассказали, что она была достаточно спокойной и здравомыслящей в последний год своей жизни. И все это благодаря лечению доктора Огилви. А еще мы точно знаем, что в ночь своей смерти она мыслила четко и ясно. Ведь ей удалось написать Рейн послание.

– К чему ты клонишь? – спросила Рейн.