Война и причиндалы дона Эммануэля - Луи де Берньер

Никто не знает точно, сколько жизней было утрачено в незримом смертоносном сражении, поскольку все записи уничтожили прежде, чем представилась возможность расследовать это скандальное дело. А скандал приобрел размах, потому что многие офицеры были выходцами из весьма высокопоставленных семей, склонных поднимать шум, когда исчезают сыновья. Некоторые недовольные семьи тоже пропадали, и скандал достиг грандиозных пропорций, о нем даже по чуть-чуть писали в газетах. И вооруженные силы, и Президент винили террористов, но все знали: только военные, Государственная телефонная и Государственная нефтяная компании владеют «форд-фальконами», подходящими для похищений в таких масштабах. Террористы обычно устраивали похищения на видавших виды машинах 50-х годов – других они себе позволить не могли.

Президент приказал главнокомандующим положить конец террору, не сообщая, что ему известно, кто все это учинил, но втайне возрадовался, когда дело не сдвинулось ни на йоту. Финансирование армии отчасти рассчитывалось на основе количества военнослужащих, и сокращение личного состава способствовало борьбе с инфляцией. Еще Президента радовало сокращение числа потенциальных участников путча.

В нечистоплотное противостояние втягивались офицеры запаса, потом кадровые военные и, наконец, призывники. В Министерство обороны поступали прошения людей, желавших откупиться от военной службы, но, по сведениям Президента, всем было отказано. В телевизионном выступлении Президент упомянул, что, согласно действующему закону, по всем спорным вопросам военной юстиции военнослужащие имеют право обращаться напрямую к главе государства, и затем, не читая, подписывал хлынувшие потоком прошения об откупе.

Те, кому откупиться было не по силам, уходили в свои города и поселки; много сил тратилось впустую, чтобы разыскать дезертиров. За год боеспособность армии – в численном составе и техническом оснащении – опустилась до прискорбно низкого уровня; Президент был в восторге. Безоблачные горизонты омрачало лишь то обстоятельство, что Санчис, Рамирес и Флета как ни в чем не бывало плели заговор, о чем свидетельствовали магнитофонные пленки, и, более того, намекали на свертывание террора. В одной расшифровке значилось, что Рамирес сказал: «Полагаю, давно пора сокрушить этот терроризм. Вам не кажется, что нам следует предпринять определенные шаги?» Ответ двух других заговорщиков передавался как «утвердительное мычание». В отчете говорилось также, что по-прежнему не ясны ни дата переворота, ни лидер.

С легким сердцем Президент заглянул в безвкусную спаленку жены. Супруга надула губки и потянулась к нему.

– Папулик пришел поиграть со своей шалуньей! – объявил его превосходительство.

Жил некогда один художник, и отправился он в горы, дабы написать невидимый портрет Христа. Когда он закончил работу, местные индейцы взобрались по скалам взглянуть на картину и увидели, что в действительности на ней изображен Виракоча. Проезжавший мимо китаец поднялся узнать, из-за чего сыр-бор, и, к своему удивлению, обнаружил на скале изображение Будды. Художник настаивал, что незримо изобразил Христа, и поднялась громкая, злобная перепалка. В разгар перебранки один индеец заметил, что картина сама собой стерлась. А дело вот в чем: в горах увидишь все, что угодно, только присмотрись и не забывай, что дураков горы не любят. Особенно предвзятых дураков.

– Все хотел спросить, – сказал Педро. – Почему ты не остался в горах, про которые все знал, а отправился в джунгли, где тебе пришлось всему учиться заново?

– Оттого, – объяснил Аурелио, – что в неродных горах я тосковал бы по дому. В джунглях не так донимают воспоминания.

– Пусть так, – кивнул Педро, – но ты наставишь нас, научишь, как здесь жить, прежде чем вернешься домой?

– Я должен. Я уже и сам так решил, иначе все вы погибнете за несколько дней. Только мне нужно сообщить Кармен. Тут есть колотушка, я пошлю весточку.

Караван людей и животных преодолел склон, откуда они наблюдали потоп, и направился выше к небольшому плато, что разделялось в конце на две долины. Аурелио пошел вперед и разыскал установленную на камнях огромную колоду с прожженными дырами. Достав из нее дубинку, он застучал по колоде, и та громко загудела, отдаваясь эхом. От ударов по краю колоды получались высокие ноты, и низкие – от ударов по середине. Меняя ритм и высоту тона, Аурелио простым кодом передавал содержательное послание: Кармен, отлучка будет долгой, он занят очень важным делом. Через некоторое время он увидел далеко внизу дымок – это Кармен подожгла сырые листья, давая знать, что получила сообщение; Аурелио вернул дубинку в колоду и присоединился к остальным.

– Кошки все время растут, заметила? – спросила Глория.

– Да, я уже не могу их на руки взять, – ответила Констанца. – Но они все равно играют, как котята.

Шедший рядом отец Гарсиа ничего не сказал; у него в голове складывалась новая богословская теория, с каждым метром высоты все интереснее, все убедительнее и все более еретическая.

Привыкшие к долгим переходам партизаны шли легко, но жители поселка уже выдохлись и еле передвигали натруженные ноги. Животные безмолвно брели в своих травоядных мечтах, на ходу хватая из-под ног цветы и стебли, что подвижными кривыми бородами свисали с губ.

У нижних склонов путники поняли, что никто не имеет ясного представления, куда идти и что делать, когда прибудут на место. Выбирать было не из чего, и когда Серхио рассказал Педро и Хекторо, что ему во сне явился Федерико и велел найти исток наводнения, те пожали плечами и согласились, только Аурелио заметил, что им не найти пропитания, если двигаться вдоль затопленных долин, там все смыто.

– Днем будем идти, – сказал Серхио, – а если повезет, ночью Федерико будет подсказывать, куда двигаться с утра.

– Извини, но Федерико – не индеец, – возразил Аурелио. – В горах индейцы ходят только по прямой, какова бы ни была дорога. Если так идти, не заблудишься. Попроси Федерико вести нас по прямой, но пусть признается, когда заплутает.

– Он теперь дух! – вознегодовал Серхио. – Духи не плутают.

– Стало быть, ты не знаешь духов, – сказал Аурелио. – Они знают немногим больше, чем при жизни, и недостатки у них те же. Вполне могут сбиться с пути.

На плато путники задержались, чтобы набрать ичу и люцерны для животных, и нагрузили тюки на спины и без того груженой скотины, ибо в горах существует золотое правило: «Едешь на день – бери хлеба на неделю». Сами индейцы это правило не соблюдают, они долго могут держаться на одной коке, что придает силы, чудодейственно утоляя голод и жажду, но и погибают от нее рано, потому что организм поедает себя.

Пока другие заготавливали фураж, Педро с Мисаэлем полезли на склон поближе к небольшому стаду викуний. Охотники обогнули стадо, поднялись выше и спрятались с подветренной стороны. Они в упор уложили четырех викуний, и стадо умчалось, прыгая по камням. Когда охотники спускались к своим за помощниками – туши перетащить, – Мисаэль спросил: