Красный Император. "Когда нас в бой пошлет товарищ Царь..." - Михаил Ланцов

Позже вся губерния читала: «В ходе расследования стало ясно, что отец Илларион, уступив уговорам сельского спекулянта и вымогателя Федорова Кузьмы Никитича, согласился утаивать от селян императорские указы», – писал в своих заметках журналист. «Впрочем, это было неудивительно, потому как тем же следствием было установлено, что отец Илларион вместо добросовестного выполнения своих обязанностей настоятеля предавался греху стяжательства в самой пагубной форме, то есть вымогал у селян взятки. Например, за порученное ему дело обучения всех желающих в своей пастве чтению, письму, счету и закону Божьему он утвердил среди селян хоть и негласные, но весьма высокие тарифы. И это несмотря на то, что за школьное преподавание ему от Его Императорского Величества было положено особое жалованье».

«Но их моральное и уголовное разложение зашло еще дальше. Для разрешения проблем, связанных с нежеланием тех или иных селян платить или выступать в их пользу, отец Илларион и Федоров смогли шантажом подчинить себе старосту деревни и сколотить банду из числа пяти беднейших крестьян, которых посадили на полное довольствие».

В общем, за тот месяц, что шло следствие, раскопали у этой компании прегрешений великое множество. Особенно благодаря тому, что крестьяне, как из указанного села, так и из парочки соседних, поняв обстановку, рассказали все, что знали и мнили о темных делах этой компании.

Игорь Анатольевич сиял как начищенный медный пятак. Так удачно выявить столь вредный сговор в, казалось бы, тихом месте было весьма ценно. И даже более того. По слухам он узнал, что это дело оказалось чрезвычайно резонансным. Настолько, что дошло до Москвы и там дали ценные указания на повальную проверку на местах по губернии. Что может быть лучше для человека на восходе его карьеры, чем совершить действительно значимый поступок, который заметят на самом верху?

– Повезло вам, Игорь Анатольевич, – закурив, отметил Савранский. – Завидую вам белой завистью.

– Отчего же так, Павел Иванович? – Несколько удивился Калачев. – Мне ведь не так сладко от подобного шумного дела.

– В самом деле?

– Я ведь отвечаю за агитацию по деревням уезда, стараясь привлечь как можно больше крестьян в программу переселения. А тут… – Он махнул рукой. – Вы понимаете, я когда теперь прихожу в деревню или село и местные узнают, как меня зовут, то в очередь с доносами встает добрая половина. А местные настоятели, старосты и прочие смотрят на меня как черт на ладан. Какая агитация возможна в таких условиях?

– А чего они трясутся?

– А вы думаете, у них рыло не в пуху? Там ведь практически за каждым злодеяний столько, что хоть впору всех их сразу под суд. Где-то больше, где-то меньше. Но, совершенно однозначно, к ним большой ужас подступает при моем приближении.

– Так может быть, вы не в том ведомстве работаете? – улыбнулся Савранский.

– Хотите пригласить меня в штат уездной полиции? – саркастически улыбнулся Калачев.

– Отнюдь. У вас талант к выявлению злодеев. В полиции он, безусловно, нужен. Но такому честолюбивому человеку, как вы, нужно нечто большее, – подмигнул Савранский.

– Что конкретно?

– Я могу от имени уездного отделения Имперской полиции написать вам рекомендательное письмо, так как вы нам помогли ощутимо. Кроме того, против вас играет время, так как газетные истории забывают довольно быстро. Нужно действовать быстро. – Павел Иванович смотрел на Калачева уже вполне серьезно. В конце концов, убрать со своего участка столь неуживчивого агитатора, способного пересажать за дело половину сельских старост и настоятелей, ему было очень даже желательно. Ведь каждый раз, когда Калачев приносил кипу макулатуры с доносами, получалось, что само уездное отделение ничего и не делало. И только лишь благодаря добросовестному гражданскому чиновнику начинало заниматься своими прямыми обязанностями. За такое по головке не погладят. Так что чем быстрее Калачев исчезнет из губернии или займется другим делом, тем лучше. И было еще одно обстоятельство, сулящее местному администратору при верном подходе к делу немалые поощрения по службе. Недавний циркуляр предписывал чиновникам его уровня усилить работу по поиску среди людей, попадавших в поле их зрения, тех, кто имел способности к работе весьма специфического свойства. И поощрения за каждого кандидата, прошедшего сито отбора в Москве, могли быть очень значительными.

– Павел Иванович, давайте обойдемся без лишних шуток.

– Отчего же шуток? – Савранский со вкусом затянулся и, положив сигарету на край пепельницы, продолжил, неожиданно сменив тему: – Скажите, Игорь Анатольевич, а как вы относитесь к тому, что ваши визиты в крестьянские общины завершаются широкими расследованиями с последующими громкими процессами над местными чиновниками и мошенниками?

– Я очень рад, Павел Иванович, что мой скромный труд способствует искоренению различных злоупотреблений властью и хлебных спекуляций в селах.

– Именно искоренению злоупотреблений, вы верно заметили. Но как быть с тем, что злоупотребляющих, попавших под суд, приходится ссылать на каторгу?

– «Dura lex sed lex»[109], – пожал плечами Калачев – Не я это придумал.

– Да, конечно, закон суров… Кстати, помните недавнее дело в Гадюкино? Замену отцу Иллариону нашли весьма быстро. И еще двоих-троих проворовавшихся священников заменить можно. А вот дальше все, – развел руками Савранский, – неоткуда их брать. С Кузьмой Федоровым еще хуже. Он ведь не только хлебным ростовщичеством занимался, но еще слыл крепким, справным хозяином. И сам не голодал, и излишек зерна у него всегда оставался. Мало таких людей среди здешних мужиков. Но пошел по пути легкой наживы. А почему бы ему не пойти, если община сор из избы не выносит, а местное начальство в лице отца Иллариона не только сквозь пальцы смотрит, но и готово в долю войти? Слаб человек, когда ни общественное мнение, ни страх наказания его не сдерживают. А теперь что: был в Гадюкино крепкий хозяин, стал арестант, а в деревне, считай, почти одна голытьба осталась. – Савранский замолчал, снова затянувшись сигаретой. Калачев тоже сидел безмолвно, ожидая продолжения. – К чему я это рассказываю, Павел Иванович? Получается, что ваша работа, столь нужная и полезная, в сложившихся условиях может нанести немалый ущерб казне. Да, да, не удивляйтесь. Воровство, взяточничество и прочие злоупотребления распространены повсеместно, несмотря на то что теперь чиновники вполне способны прожить на жалованье. Привычка к легким деньгам, знаете ли… И не реагировать на сигналы, подобные вашим, ни я, ни мои коллеги не имеем права. Но, идя по такому пути, можно пересажать до половины служащих. А ведь в Империи просто грамотных людей не хватает, а сколько-нибудь подготовленных специалистов и днем с огнем не сыскать. Поэтому Государь Император требует от нас с вами не просто искоренять воровство и прочие злоупотребления, но при этом не обескровливать аппарат управления. Мы должны не просто отправлять на каторгу самых зарвавшихся взяточников и мошенников, но и заставить остальных под страхом разоблачения работать на благо России хотя бы более-менее честно, ибо замену им взять пока негде. И именно ради этого я вынужден просить вас, Павел Петрович, временно перенести свою деятельность за пределы уезда. В идеале вам следует совершить поездку по другим уездам нашей губернии и за ее пределами, нигде не задерживаясь более пары месяцев. Соответствующие бумаги вам будут выправлены. Впрочем, – взглянув на поскучневшее лицо собеседника, Савранский понял, что пора делать ему предложение, от которого тот уже не станет отказываться, – есть еще один вариант. Вы уже давно переросли свою нынешнюю работу. Этим делом вполне может заниматься любой грамотный и честный человек. Конечно, не столь эффективно, как это делаете вы, но может. Вы же, Игорь Анатольевич, способны на большее, гораздо большее. Я думаю, вас с удовольствием примут в контрразведку. Там ваши таланты очень пригодятся.