Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

Внезапно промозглая сырость, холодившая кожу, точно туман, исчезла, встречный ветер рванул с плеч плащ. Открыв глаза, Энтони увидел перед собою темные кроны деревьев, с неимоверной быстротой летящие навстречу, и едва сдержал крик. На волосок разминувшись с верхушками леса, Белая Лошадь остановилась посреди поля, надежно укрытого от посторонних глаз, а остальные спустились на землю рядом. Здесь большая часть лошадей исчезла, вновь превратившись в соломинки, а остальные, вместе с собаками, бежавшими рядом, приняли более или менее человеческий облик.

Отряд верховых, скачущий к Лондону, вмиг привлечет внимание Армии и ополченцев, и те обрушатся на них, точно молот. Луна повернулась назад, словно бы с тем, чтобы коснуться плеча Энтони на прощание, но он уже соскользнул наземь – так, что не дотянуться.

– Принесите жертвы, пока не рассвело, – сказала она.

Энтони кивнул. Пожертвованный им, хлеб не принес бы дивным никакого проку, однако недавно примкнувшие к ним люди вполне могли это сделать. Впервые за долгое-долгое время хлеба хватало, чтоб защитить всех подданных до одного.

Оставшись наедине с королевой, он молча смотрел, как их солдаты – всяк на свой лад – готовятся к маршу.

– Если ты чему-то меня и научил, – негромко, лишь для него одного, сказала Луна, глядя вниз с высоты лошадиной спины, – так это терпению. Если вдруг дело пойдет не так, как мы надеялись…

– Отступим и попробуем снова.

Разумный совет… однако от нетерпения Энтони едва не рвал на себе волосы. Халцедоновый Чертог звал, манил к себе тем самым неодолимым зовом, которому он противился все эти долгие годы. Но нет, веры в победу он себе позволить не мог. Если поверить в нее, а они проиграют…

«Вот это погубит меня наверняка. Такой неудачи я пережить не смогу».

А сможет ли Луна? В буквальном смысле – разумеется, однако, несмотря на все разговоры о терпении, ее терпение тоже иссякло. Сидящая на необычном скакуне по-мужски, в боевых доспехах, выглядела королева весьма и весьма воинственно. В глазах ее серебром сверкал гнев. Конечно, она не из тех, кто без оглядки подвергает себя опасности… вот только из тех ли, кто отступит?

Оставалось надеяться, что – да.

– Храни тебя Луна и Солнце, – сказал Энтони вместо христианского благословения, едва не сорвавшегося с губ непрошенным.

– И тебя, – откликнулась Луна.

Судя по легкой улыбке, она собиралась ответить благословением на его манер, но, если б оно и не повредило ей, то, безусловно, вовсе не обрадовало бы Лошадь.

Огромное животное ударило в землю копытом, и Луна каким-то непостижимым образом потрепала его по шее – которой у него, можно сказать, и не было.

– Назад, дорогая. В небо.

Лошадь поднялась на дыбы и одним прыжком взвилась в облака. Отряд Луны успел уйти, продолжая путь, но вскоре Лошадь их нагонит.

К Энтони, сверкая огненными глазами в сером предрассветном сумраке, подошел Костоглод. Рога, когти… В собственном облике его несложно было принять за дьявола, и Энтони с досадой стиснул зубы.

– Ты почему в таком виде? Хочешь, чтобы какой-нибудь прохожий крестьянин заметил и поднял переполох?

Ничуть не обеспокоенный, баргест только пожал плечами.

– Мы всего-то проверили, где мы.

– Примерно в полумиле от Тайберна, а Тайберн – там, – не глядя ткнул пальцем Энтони.

Костоглод заморгал.

– Как ты узнал?

Этот гоблин поселился в Лондоне задолго до рождения Энтони, однако насчет всего, что лежало вне стен Сити, был потрясающе невежественен. Что тут скажешь? Оставалось лишь головой покачать.

– Смени облик, и – в путь. Время не ждет.

Лондонский Тауэр, 1 августа 1659 г.

Обогнув Сити с северной стороны, отряд Луны подошел к его стенам с востока, где докучливые пригороды еще не успели облепить столицу столь же обильно и широко, как в иных местах. Опустившись на землю в открытом поле меж Тауэром и пристанями ниже по реке, они быстро укрылись чарами и приготовились двигаться дальше.

Выехать в поход на Белой Лошади пришло Луне в голову внезапно, единственно с тем, чтоб впечатлить и воодушевить свое воинство. Теперь, в виду Лондона, она соскользнула наземь и погладила шею фигуры.

– Иррит… она сумеет вернуться домой сама?

Лесная эльфийка задумалась, подошла ближе, потянула голову Лошади книзу и что-то зашептала ей в ухо. В ответ Лошадь фыркнула, топнула копытом и вдруг, без всяких уловимых для глаз перемен, съежилась, уменьшившись до размеров обычной кобылы. Взглянув на Луну, Иррит с усмешкой пожала плечами.

– По-моему, она хочет остаться. Наверное, ей, как и мне, любопытно взглянуть на твои владения.

– Там лошадям не место.

– Об этом я уж догадалась, поглядев на твою езду.

Вновь усмехнувшись, Иррит потрепала Лошадь по шее и махнула рукой отряду.

Луна вздохнула и обнаружила, что Лошадь загадочно косит на нее белым кругом глаза.

«Говорят, желание, загаданное, стоя в ее глазу, непременно сбудется… Чем бы ни обернулась наша фортуна сегодня, пожалуй, я рада, что не стала пробовать».

Отряд вышел к речному берегу. Выступивший в поход несколькими днями ранее, авангард из речных нимф успел раздобыть достаточно яликов-плоскодонок. Едва все расселись по местам, лодки сами собой двинулись против течения, подталкиваемые нимфами в корму.

Над Темзой царила полная тишина. Впереди, озаренный четвертушкой луны, мерцал, серебрился Лондон. Неяркие отблески лунного света искрились на гордо вздымавшихся к небу шпилях множества церквей и усеченной башне Собора Святого Павла. Внизу, в темноте, теснились дома. Открывшийся вид, такой родной и любимый, подействовал, словно удар в грудь: у Луны разом перехватило дыхание.

«Наконец-то я дома…»

Казалось, любовь и тоска по местам, что были не просто ее владениями, но и родным домом, охватили не только душу, но и все тело до мозга костей. Отступить? Нет, об отступлении не могло быть и речи.

А это значило, что они должны, обязаны победить.

С трудом оторвав взгляд от Сити, Луна обратила мысли к насущным делам. Ее отряду предстояло преодолеть самую опасную часть пути. Проникнув внутрь крепости, они легко притворятся своими, но самая хитрость – в том, чтоб войти. Стоило лодкам приблизиться к речным воротам Тауэра, дивные съежились под плащами, едва дыша. Люди окрестили эти ворота Трэйторс-гейт, Вратами Изменников: именно ими в Тауэр следовали заключенные, и само их прозвание было проще простого принять за дурное знамение.

Стройная, гибкая асраи помогла одному из боггартов спуститься с борта переднего ялика и придержала его на поверхности, пока тот мерил злобным взглядом цепь, что стягивала решетчатые створки. Наконец боггарт вполголоса выругался, однако асраи с негромким плеском зажала ему рот: когда в этаком множестве подплываешь к самым ногам стражников, любой звук, любой шум может разрушить хрупкие чары, укрывающие отряд от чужих взоров.